Элис смущенно пожала плечами:
— Ну, я же здесь… — она подняла влажные от слез глаза, твердо намеренная помочь этому сломленному человеку выйти из тени на свет, также как он когда-то вывел к свету ее. — Если твой брат не хочет понять тебя, то я уж точно пойму…
— Мой брат хороший человек, он был со мной даже тогда, когда другие отвернулись. Не осуждай его предвзято — если ты узнаешь его получше, то поймешь, какой он преданный друг. Он делает все, чтобы мне было комфортно. Но есть вещи, которые не купишь ни за какие деньги: не в его силах заполнить пустоту моей мертвой души… Он бы и рад вписать мое имя, вот только внимание прессы к моей персоне совершенно ни к чему. Меня устраивает то положение, в котором я нахожусь — в конце концов, разве важна эта слава?
— Но ты… — покачала Элис головой, чувствуя боль в голосе Джаспера — ту самую, которая сквозила и в каждой его песне. — Ты же так одинок…
— Да, — не стал спорить он.
Сделав еще один маленький шажок к мечте, Элис набрала полную грудь воздуха, собираясь с духом.
— Если тебе нужен друг, — прошептала она, чувствуя, как пылают от смущения скулы, — я могла бы им стать. Я так долго слушаю твои песни, что мне кажется, будто я знаю тебя всю свою жизнь…
Мужчина молчал, взвешивая ее слова. Так долго, что Элис решила, будто он принял ее за сумасшедшую и так и не ответит. Но после долгого вздоха Джаспер снова заговорил. И голос его звучал с оттенком горечи.
— И ты готова столкнуться с последствиями своего выбора? Тебе все равно, как я выгляжу? Даже если я… даже если я выгляжу как монстр?
— Да, — заявила Элис, настолько уверенная в своих чувствах, что не было ничего, абсолютно ничего, что оттолкнуло бы ее от родственной души, которую она так сильно, так самозабвенно и так продолжительно любила. Пару часов назад она уже доказала самой себе и всем своим скептически настроенным подругам, что внешность не имеет для нее никакого значения, быстро разгадав, что улыбчивый Эдвард Каллен не является автором песен. И теперь она стояла перед тем, о котором грезила столько лет. Она не позволит ни единому мускулу дрогнуть на своем лице, она примет любую внешность Джаспера — половинки своей души, к которой столько стремилась. Она ни за что не оставит теперь его одного, не сбежит, не позволит ему чувствовать себя таким одиноким и безнадежным, что даже смерть казалась ему лучшей долей, чем такая жизнь…
— Что ж, я выхожу, — тихо сообщил голос. Из-за портьеры показались длинные музыкальные пальцы, медленно отодвигающие тяжелую ткань в сторону.
Элис отступила назад, готовясь к худшему. Пришлось задрать голову — так высок был брат Эдварда. Светлые локоны обрамляли красивое настороженное лицо, на котором не оказалось никаких изъянов, ожогов или шрамов. Парень был строен и широк в плечах, и на первый взгляд абсолютно по человеческим меркам нормален, так что Элис даже опешила от его невероятного совершенства, не в силах найти причину, по которой он не мог или не хотел выступать сам, или хотя бы назваться автором песен в их с братом тандеме.
Но затем Джаспер чуть повел головой, и Элис заметила кровавый перелив его странных глаз… Алые… его зрачки были абсолютно алые, как у… как у вампира.
— Ах, — вскрикнула Элис, прикрыв ладошкой рот. В ее голове не умещалось новое знание, но все же выстраивалось в объясняющую все логическую цепочку. Тяжелая болезнь, невозможность показаться на людях, пустая капельница для переливаний в углу…
— Там, в горах, я чудом выжил после нападения странных существ, но лучше бы умер, — с грустью произнес Джаспер, подтверждая страшную догадку Элис. — Хотя, вернее сказать, я все же погиб в общепринятом смысле. С тобой рядом мертвец, Элис. Живой мертвец. И мои песни — единственное, что связывает меня с человеческим миром. Не суди Эдварда за его пристрастие к славе — благодаря ему у нас есть, на что жить. А таким, как я, не нужна огласка. Когда перед тобой пустота вечности, фанатки и «Грэмми» теряют свою прелесть.
— Все это… невозможно, — пыталась возразить Элис, глядя, как Джаспер изящно делает шаг вперед, оказываясь недопустимо близко, и смотрит на нее сверху вниз. В его алых глазах полыхнул опасный огонь, но тут же погас, словно он сдержал его усилием воли.
Джаспер взял с рояля лист, бегло и хмуро прочитал написанные им строки, кричащие от давней неизлечимой боли его страдающей одинокой души, и горько рассмеялся.
— Да, невозможно, я тоже так думал, пока не стал… тем, чем стал, — лист, выпущенный из рук, плавно покачиваясь, приземлился на ковер к ногам Элис, словно символ его утраченной человеческой жизни.
Элис шокировано наблюдала его полет: ее чувства застыли, но сердце уже начинало биться снова, отстукивая волшебный ритм любви. Она не лгала: ничто не способно было оттолкнуть ее от родственной души, никакое внешнее отличие или уродство. Элис любила душу Джаспера, и она никуда теперь не уйдет.
— Ты все еще здесь, — заметил он осторожно и удивленно. Бледные музыкальные пальцы коснулись краешка девичьей ладони, опирающейся для поддержки на крышку рояля, вызвав у Элис судорожный вздох. Она словно очнулась от сна и вернулась в реальность. Или, что было точнее, погрузилась в самый сладкий, самый восхитительный свой сон, где была счастлива и любима, где она была рядом с Ним, а он смотрел на нее именно так, как она и мечтала — словно не только она, но и он только что что-то обрел. То, чем заканчивались все его печальные песни, то, что помогло выжить ей когда-то и обрести цель. Он смотрел на нее с робкой, отчаянной, недоверчивой надеждой.
— Я остаюсь, — решительно прошептала она, глядя в алые, но такие любимые уже глаза, отражающие красоту самой прекрасной, самой невероятной на всем белом свете бессмертной души.
_____________________________________
*Групи — поклонница поп-или рок-группы, сопровождающая своих кумиров во время гастролей. Очень часто такие девушки вступают в сексуальные отношения с артистами и даже специально рожают от них детей.