— Как проще сказать? Землю измеряю там, где будут трубы класть, чтобы знали, какие холмики срыть придется, или насыпать где. И это можно делать только летом, пока тепло. С мая по сентябрь. После этого месяц-другой разбираем бумажки в городе. Потом отпуск, до апреля. Потом сборы к следующему сезону. И так по кругу, уже три года. Ты прости, я на тебя столько вывалила. Просто недавно вернулась, и так неожиданно видеть кого-то трезвого и довольного жизнью.
— Аня, это там, где ты работаешь, тебе просто не повезло. Но есть же дом, родители, муж… Дома же не все "мрачные рожи"?
— Дома… там родители, тоже мрачные, все спрашивают, почему я еще не замужем. Сперва, как приеду — радуются, дня три, а потом… Иногда кажется, лучше и не приезжать. Вот поговорила с тобой в чате и решила к вам сюда спрятаться.
— А почему ты не замужем-то? Ты же красивая.
— Да за кого замуж идти? За этих "настоящих мужиков"? Я на них в отряде во всех видах насмотрелась. И с бутылкой и после. Когда училась в институте, думала: отряд, романтика, а оказалось…
— Погоди. Вот ты приехала к себе в город, у тебя есть свободное время, есть деньги, неужели не найдется веселого мальчика?
— "Веселые мальчики"? Найдутся, этого "добра" сколько хочешь. Обеспеченные бездельники с пустыми головами и липкими взглядами. Бр-р… Это все не то. Не то. Понимаешь, вот твой Йен работает — туристов возит. Наверное, тяжело весь день. Но он работает и улыбается… Что-то меня сегодня несет. После этих перелетов как пьяная. Пойду спать, тем более такая ночь — всего восемь часов, а темнота как чернила.
Аня уходит в домик, а я ощупью пробираюсь по мосткам домой. Фонарик зажигать не хочется, в темноте, под плеск волн о сваи, лучше думается. Звезды отражаются в волнах, а я все пытаюсь представить жизнь Ани там, в далекой Сайберии. И еще: что-то часто сегодня в разговоре всплывало имя Йена.
* * *
Аня здесь почти месяц. Изменилось все. Отношение жителей деревни: как же, у нас с Йеном теперь совсем настоящий бизнес и долги родичам уже начали возвращать. Изменилась сама Аня. Стала гибкая, подвижная, веселая, как игривый котенок. Как будто младше. Говорит мне иногда: "Здесь — сказка!" Сложно понять, но почему-то очень приятно, как если бы она была моей младшей сестричкой. Хотя ей двадцать пять, а мне восемнадцать. Но заботиться о ней приятно, и когда Аня решила остаться у нас до конца марта, я обрадовалась не только тому, что на весь "высокий сезон" у нас есть клиент. И вдобавок неожиданно у нас появились перспективы. Все началось с того, что Аня в своем блоге разместила рассказ с фотографиями. Сказала: "Для родителей. Надо же им объяснить, почему я здесь зависла." На рассказ откликнулась художница из Москвы, написав, что хочет рисовать нашу природу. Кто бы возражал. Аня долго что-то с ней обсуждала, иногда смешно фыркая, пока я не спросила, о чем разговор.
— Да безопасностью интересуется. Спрашивает про крокодилов и акул. Я ей пишу, что здесь вообще все спокойно и никаких опасностей нет.
— Крокодилов в заливе нет, потому что вода соленая, они ее не любят. А акулам здесь мелко, они тоже не заплывают.
Успокоили клиентку. Но насчет "никаких опасностей" Аня все же неправа и кое-где стоит быть аккуратным. Надо внимательней за ней присматривать… Вот. Опять я как о младшей сестренке думаю.
Это радостные новости, но есть и печальная — не знаю, что делать с Йеном. Он за этот месяц совсем извелся, нервным стал, неаккуратным. Вчера поранился, когда у кокосов верхушки отрубал. А когда он за рулем и возит Аню, я за них вообще боюсь. И как быть? Если бы они переспали, может, стало бы легче, сейчас у Йена все смешалось в голове, вместе с легендами о принцессах, снами, мечтами. Они как морок духов. Я не ожидаю, что после секса Аня ему перестанет нравиться. Все же она очень красивая и хорошая, но это будет уже что-то другое. Ревную ли я к ней? Почему-то нет, скорее, беспокоюсь за обоих.
Сегодня ночью был Новый Год по-ихнему. Аня грустит, я тоже грустила бы, если такой праздник не с кем отметить. Йен предложил втроем поехать на водопады на весь день, пикник устроить. А что, у нас все готово. Собрались, поехали. Йен за рулем, я с Аней — в тележке. На водопадах никого нет, туристы в городе ночью праздновали и сегодня отсыпаются. Местные же сюда не ездят, дальше в горы еще один водопад есть, он красивее и плавать удобней, но туда только на двух колесах можно добраться. Вот он — для местных. Но мы удачно попали, никого нет, тихо. Аня сразу купаться полезла. Вот чего я не понимаю, так это ихних европейских купальников. Вроде бы и одежда, и ничего не скрывает. Зачем такая нужна? Сушить-то все равно приходится. Если вокруг только свои, то без всего удобнее купаться. А если чужие есть, то или никак или чуть-чуть помокнуть прямо в штанах и рубашке — не более. А как еще? Хотя… смотрю сейчас на Йена, а у него глаза так и косят в сторону Ани, хоть и делает вид, что отвернулся. Может, для того эти купальники и придуманы? Мне обидно стало, а на меня что? Совсем смотреть не интересно, или как?
— Йен, Аня! Как думаете, здесь все свои? А то я тоже купаться хочу!
Йен даже рот раскрыл от такого. Понял, что вопрос с подвохом. Аня же о дополнительных смыслах не знает и, как ни в чем не бывало, машет мне рукой:
— Конечно! Здесь же только один мужчина и твой муж.
Тут уже я на пару секунд подвисаю. У них разве к женщинам "своя — чужая" не относится, раз только про Йена речь? Или женщины как бы все "свои" друг для друга? Непонятно, но сейчас неважно. Раздеваюсь и ныряю в озеро под водопадами. Ну, Йен, держись! Выныриваю около Ани, плещемся, брызгаемся. И тут Йен со словами "- Ну, раз все свои..." начинает раздеваться. Наблюдаю за Аней, она вся краснеет, становясь похожей на закатное солнышко. Резко вдохнув, ныряет с головой. Появляется на поверхности, более-менее успокоившись. Тут как раз Йен подплыл. Интересно, она под водой его рассмотрела или так и не открыла глаз? Но сейчас опять все спокойно и весело — еще бы, над поверхностью одни головы торчат. Что бы еще такое удумать, чтобы раскачать лодку?
— Аня, а у тебя фотоаппарат с автоспуском?
— Да, а что?
— Давайте все втроем сфотографируемся тут в воде?
— А что, идея… — Аня лезет на берег настраивать камеру, Йен провожает ее внимательным взглядом.
— О! Я сейчас… — быстро плывет к нам, — на вас направила.
— Ага, давай сюда. — Подбираюсь к Йену слева, а Аня справа, но держится на расстоянии полуметра. — Не, так далеко… — Обнимаю Йена за талию и прижимаюсь к нему. О! Молодец, сообразил — ухватил нас обеих и прижал к себе. В это время щелкает фотоаппарат и Аня плывет смотреть, что получилось. А лицо, кстати, опять розовенькое. Смотрит кадр, успокаивается, веселеет. А что там могло быть? Три головы из воды торчат, и все.
Вылезли, подкрепились бананами. Точнее, я подкрепилась, а Аня задумчиво рассматривала свой банан, не решаясь откусить от него, и иногда бросала быстрые взгляды в сторону Йена, который так и не стал одеваться, решив сперва обсохнуть.
Потом засобирались домой. Купальник у нее все еще мокрый, надевать платье поверх неудобно. Снимет или нет? Смешалась; поглядывает на кусты и на спокойно одевающихся нас. Ага, сама себя в ловушку загнала. Пойти переодеваться за кусты — показать, что мы не совсем свои, переодеться при нас стесняется. Заявила, что поедет так и будет сушить на себе. Ну-ну. Тогда обратная дорога будет испытанием для Йена… А ночь — для меня.