Я играл неплохо. Я и сам удивлялся, откуда у меня появилась такая скорость, как я научился бить одинаково сильно и правой и левой ногой.
Отлично шла команда и моего бывшего класса.
В финале мы должны были встретиться в решающем матче. Он был назначен на завтра.
А сегодня на переменке прибежал Мишка Зайцев — рот до ушей — и хихикает.
— Ребята, в 6 "А" паника. Колька Игнатов отказывается стоять в воротах. Говорит, я боюсь Коробухина.
— Меня? — оживился я.
— Да, а если Колька не будет стоять в воротах, победа нам обеспечена.
Все хором завопили: "Ура!" Один я не ликовал. Колька всегда был труслив. Если бы ему побольше храбрости, он мог бы стать хорошим вратарем. Интересно, кто заменит Кольку?
На следующей переменке тот же Мишка чуть не лопался от хохота.
— Ой, ребята, держите меня! Знаете, кто у них будет стоять в воротах? Семка Паперно.
Все захохотали, даже я улыбнулся. В нашей команде Семка был вечным запасным. Иногда играл в защите, играл, правда, настырно, но чего-то ему не хватало. А в воротах я Семку ни разу не видел.
— А знаете, почему они его поставили? — давился от хохота Мишка. — Потому что он твой друг. — Мишка, ухмыляясь, поглядел на меня. — И хорошо знает все твои привычки.
И Мишка снова залился хохотом.
Вечером мне не хотелось идти во двор. Я знал, что обязательно там встречу Семку. А что я скажу ему?
Но все-таки я спустился во двор. И, конечно, сразу наткнулся на Семку.
— Привет, — сказал Семка.
— Привет. — Я пожал ему руку.
— Как жизнь? — спросил Семка.
— Ничего, — сказал я.
Потом мы замолчали. Я поддел ногой камешек. Камешек шлепнулся метров за двенадцать, почти у самой стены соседнего дома. Семка внимательно проследил за его полетом.
— Слушай, — я почесал нос, — зачем ты согласился стать в ворота? Ты же… не сумеешь.
— Сумею, — твердо сказал Семка. — Я стоял в воротах летом, когда был в пионерском лагере.
— И сколько пропустил?
— Пять, — улыбнулся Семка, — но мы выиграли. Было 7:5 в нашу пользу.
Я подумал: неплохо, что хоть раз он стоял в воротах.
— Слушай, — сказал Семка, — завтра будем играть честно.
— Конечно, — кивнул я.
— Забудем, что мы друзья.
— Забудем, — повторил я.
— Ты бей как можно сильнее, — сказал Семка.
— Хорошо, я буду бить что есть силы. Я тебе обещаю.
— Хорошо. — Семка улыбнулся. — До завтра.
— Пока, Сема. — Я тоже улыбнулся. — Держись завтра.
Такого матча еще не помнила история школьного спорта. Десятки болельщиков столпились у белой черты, за которой начиналось поле стадиона. Полем его можно было назвать условно, потому что на нем не росло ни травинки.
Матч начался бешеными атаками нашей команды. Мы буквально прижали мой бывший класс к воротам.
Я, потом Мишка Зайцев, Толька Дашкевич с пяти метров расстреливали ворота, в которых второй раз в жизни стоял Семка. Но Семка делал невозможное. Он бросался в ноги, перехватывал передачи, ложился на мяч…
Ободренные тем, что их ворота непробиваемы, ребята из моего бывшего класса стали все чаще врываться на нашу штрафную площадку. Мне приходилось отходить на защиту. Но гола все не было.
— Что творится с Семкой? — спрашивали у меня ребята в перерыве.
— Не знаю, — сказал я. — Он второй раз в жизни стоит в воротах.
— Ему надо бить повыше, — сказал Зайцев. — Он маленький и высокие мячи не возьмет.
— Я подумал об этом, — кивнул я. И я представил, как мы забьем гол в ворота Семки, и мне стало жаль Семку и всех ребят. Почему так получается, что я делаю все шиворот-навыворот?! И сейчас вот играю против своих. Кошмар какой-то.
И вот второй тайм. Я прорываюсь по своему краю, навешиваю мяч на штрафную. Там его перехватывает Мишка и бьет в верхний угол. Семка кончиками пальцев достает до мяча, мяч ударяется в штангу, и защитники отбивают его подальше от своих ворот.
"Чуть-чуть выше, — думаю я, — и Семка не возьмет".
Я обвожу одного защитника, второго, бью, но мяч попадает в лицо Леньке Александрову, который бросается мне наперерез.
Болельщики хохочут. Ребята из моего бывшего класса свистят. Они думают, что я нарочно залепил по Ленькиной физиономии. А у меня случайно вышло. Я совсем не хотел, он сам налетел на мяч.
Ленька тоже решил, что я нарочно ударил его мячом по лицу. Я вижу, как он злится, и слышу его шепот:
— Подожди, Коробухин!
Я снова влетаю с мячом на штрафную и тут же шлепаюсь на землю и растягиваюсь во весь рост. Ленька подставил мне подножку. Болельщики свистят, шумят.
Физрук ставит мяч на 11-метровую отметку.
— Ты будешь бить? — тяжело дышит Зайцев.
— Лучше ты, — говорю я. — Он меня по ноге ударил.
Мишка разбегается, бьет, и Семка, конечно, пропускает мяч. Мишка бил в правую верхнюю девятку, а чудеса не могли долго продолжаться.
Ребята из моего бывшего класса рвутся к нашим воротам. Мы защищаемся отчаянно. Гремит финальный свисток. Ура! Победа!
Я вижу, как ребята из моего бывшего класса пожимают руку Семке, хлопают его по плечу. Но Семка уныло повесил голову и не смотрит никому в глаза.
— Ты здорово стоял, — говорю я ему, когда мы идем домой. — Просто потрясающе.
— Я должен был взять пенальти. — Семка хмурится.
— И Яшин иногда пропускает, — утешаю я своего друга.
— Я бы его взял, если бы ты бил, — упрямо твердит Семка.
— Может быть, — неуверенно отвечаю я.
— Точно взял бы, — оживляется Семка. — Я и правда знаю твои привычки.
— Слушай, — говорю я. — Приходи на чердак вечером. Поговорим.
— Приду, — обещает Семка.
— Только не расстраивайся, — говорю я, и Семка улыбается: ладно, мол, чего там…
В СЕРЕДИНЕ ДВАДЦАТОГО ВЕКА…
— Тебя все просто ненавидят. — Семка откинулся на спинку дивана и смотрит куда-то в сторону.
— Неужели все? — Я слегка улыбаюсь.
Семка поправляет себя:
— Не все, конечно. Я и Ира, мы всегда за тебя! И еще Новожилова. Что с ней произошло — непонятно. "Надо вернуть его к нам. Мы не сумели использовать его энергию!" — Семка показывает, как решительно Галка произносит эти слова.
Мы оба улыбаемся. Мы сидим снова на чердаке, там, где любим бывать всегда одни.
— А что тут непонятного? — говорю я. — Нет ничего непонятного. Просто она осознала свои ошибки.
— Особенно Ленька кипит. Ты чего ему смазал по физиономии?
— Я же не нарочно. Сам подлез под удар.
— Сильный матч был, — цокает Семка.
— Блеск, а не матч, — восхищаюсь я.
— Скоро лето, — мечтательно тянет Семка.
— Хорошее время, — подтягиваю я.
— Поныряем…
— Поплаваем…
— Позагораем… — облизывая губы, перечисляем мы все удовольствия, которые нас ждут.
Шум, голоса во дворе заставляют нас подняться и подойти к чердачному окну.
Во дворе собрались, кажется, все жильцы нашего дома. Но в какой они странной одежде. У майора — Ириного отца — на дюжих плечах не сходится старый китель без погон. Моя мама в рабочем халатике. Семкины родители в старых, потертых костюмах.
В центре всей этой живописной группы "погорельцев" выделяется высокая худая женщина в цветастом платье. Она энергично размахивает руками, во всей ее фигуре решительность. Она сейчас похожа на полководца, ведущего войска в бой. Все почтительно слушают ее и согласно кивают головами. Это Ирина мама, наш домком.