Я сонно елозила по лицу и шее куском грязно-серого терпко пахнущего мыла, когда меня вдруг резко окатили мощной струей ледяной воды. Я взвизгнула, чувствуя, как мокрая ткань моего повседневного платья начинает неприятно облипать тело. Волосы, до этого аккуратно причесанные, повисли тяжелыми прядями.
— Орлова! Что за непотребный вид? — раздался строгий голос за моей спиной, заставляя испуганно обернуться.
В дверях ванной комнаты стояла m-lle Зулова, недовольно глядя на меня из-под толстых линз очков. Ее тон вселял в меня благоговейный ужас, и сердце громко застучало от волнения, когда я в панике стала крутить головой, чтобы найти поддержку в ком-то из девочек. Но все они, будто специально, сейчас выстроились в стройный ряд и сделали реверанс перед классной дамой, не обращая на меня никакого внимания. Только Верка и Асей многозначительно переглянулись и тихо захихикали.
— Орлова, я еще раз спрашиваю, почему Вы мокрая, словно собака, вылезшая из лужи? Ну, у Вас, что, язык отнялся? — m-lle нахмурилась, а я продолжала мяться, не зная, что ответить. Я, конечно, могла бы сразу наябедничать, что меня облили водой, но мне не хотелось падать настолько низко, и я предпочла отмалчиваться. Впрочем, мне показалось, что и без слов было понятно, что здесь только что произошло.
— Ладно, — махнула рукой Юлия Аркадьевна, поняв, что ничего от меня не добьется, — я тебя отведу тебя к кастелянше, тебе нужно получить институтскую форму. Только сначала надобно отвести этих маленьких злобных девочек на молитву.
Я кивнула, и классная дама взяла меня за руку, и повела рядом с собой. Мне прекрасно были слышны тихие завистливые шепотки за спиной, но тем не менее вслух никто не решался произнести гадость — все боялись строгую мадмуазель. Мы оставили мой класс в главном холле, где m-lle Зулова перепоручила девочек поджидавшему их там дьяку со смешным клочком бороды и седыми мохнатыми бровями.
Бельевая и гардеробная находились в маленькой подсобке на втором этаже. Там за шатким деревянным столом сидела одутловатая женщина с покрасневшим лицом и волосами, прикрытыми зеленым чепцом, и что-то вязала.
— Варвара Евгеньевна, я к Вам новенькую привела! — обратилась к кастелянше классная дама.
Кастелянша недовольно оторвалась от рукоделия и окинула меня оценивающим взглядом. Я присела в реверансе и вежливо с ней поздоровалась, однако и это не смягчило отношения грубой женщины.
— Дам ей стошисятый номер, кой раньше Новиковой принадлежал, ну той, кою в прошлом апреле отчислили. Недосужно мне новехонькое шить, — нахмурилась кастелянша, поднимаясь со стула и доставая с верхней полки, на которой черной краской была намалевана цифра 60, белый тканевый сверток. — Держи на мыслях, оный нумер твоим будет. Переоблачайся, и свою домашнюю одёжу отдашь мне для сохранности.
Я покорно приняла у нее из рук сверток со своей формой и спряталась за ширму, которую невесть, каким образом умудрились впихнуть в эту маленькую комнатушку. Кофейное камлотовое платье с довольно большим декольте и короткими рукавами сидело на мне из рук вон плохо — оно было ужасно велико мне в груди, да, к тому же его прежняя обладательница была, судя по всему жуткой неряхой — на подоле красовалось отвратительное белое пятно, увидев которое, я нахмурилась. Единственное, что радовало душеньку, было то, что это безобразие закрывалось белоснежным передником с лифом, который, неведомым образом изловчившись, нужно было застегнуть на спине булавками. На голые руки полагалось надевать белые рукавчики, которые подвязывались тесемками под рукавами платья. Я так никогда и не смогла понять, зачем надо было настолько извращаться, ведь можно было просто шить форменные платья с длинными рукавами. На голую шею я накинула уродливую белую пелерину, которая сразу же начала сползать, впрочем, как и подвязанные рукавчики. Картину завершали некрасивые черные ботинки на шнурках, торчащие из-под слишком короткого мне платья, и грубые белые нитяные чулки. Теперь из зеркала на меня смотрела типичная воспитанница казенного заведения. Выделяла меня из общей массы только копна темных кудрей, которыми я очень дорожила, и которым Милена очень завидовала и сама в этом признавалась во время наших ссор.