Однако, наслаждение чтением было скоро прервано громким топотом вошедших в гостиную. Еще по тяжелым шагам я поняла, что это никто иной, как кузина Мила со своей "свитой".
— Ну и где же прячется эта гадина? Голову даю на отсечение, что где-то в этой комнате! — воскликнула она.
Кузина была старше меня всего на полгода, но она считала, что это давало ей неоспоримое преимущество меня унижать. Это была не очень симпатичная девушка девяти лет, ее лицо было сплошь покрыто красными прыщами, но дядюшка с тетушкой в упор считали ее красавицей несмотря на то, что ее вес давно перевалил за вес молодого кита. Она была в компании своих приспешников: Татьяны, дочери графа Красильникова, пожилого вдовца, и Михаила, сына княжеской четы Бульоновых. Мишка, или же попросту Бульон, долговязый нескладный юнец, был окончательно и бесповоротно влюблен в Милу, и та умело этим пользовалась, вертя несчастным юношей, как ей заблагорассудится.
— Эй, плакса! — крикнула еще раз Мила, но ответа так и не услышала. — Нету ее тут! Ха-ха, пойду, сообщу maman, что эта неблагодарная сиротка решила в метель погулять. Вот уж ей влетит за то, что нарушила запрет!
Я обрадовалась про себя, что задернула шторы, и понадеялась, что мое убежище не раскроют. В принципе, у кузины Милены проницательности было даже меньше, чем у постельного клопа, она могла спокойно меня не заметить, и тогда бы они отправились рыскать по другим комнатам. Но тут в комнату просунула голову Таня, обладающая куда большей внимательностью, и тут же заявила:
— На подоконнике она, вон отсюда вижу, что край туфли торчит!
Мне пришлось нехотя выйти из укрытия, потому что Милена могла сейчас натравить на меня своего прихлебателя.
— Чего тебе? — буркнула я, плохо справляясь со своим раздражением.
— Ты должна была сказать: "Что Вам угодно, госпожа Белова?" — поморщилась кузина, поправляя оборки на своем безразмерном платье, в котором она была больше всего похожа на огромный кремовый торт. У нее были мелкие светлые кудряшки, придававшие ей, на мой взгляд, сходство с бараном. За обедом она вечно объедалась и, в особенности налегала на сладкое, и мне кажется, именно поэтому прыщи не сходили с ее лица.
Мать с отцом она не особенно уважала, пользуясь их безмерной любовью к единственной дочурке, которые вечно засыпали ее нарядами, украшениями и игрушками, меня же она не переносила на дух, находя любую возможность, чтобы запугать или ударить. Словесные перепалки с Миленой меня не особенно пугали, в них я легко могла дать ей отпор, но я не имела никакой защиты ни от ее нападок, ни от ударов. Все в доме были будто слепы к тому, что творит хозяйская дочь, боясь рассердить господ. Сами же тетя с дядей были тоже слепы и глухи, когда Мила меня задирала, будто не замечали этого, хотя она не раз лезла ко мне с кулаками на их глазах. Хуже всего мне становилось от осознания того, что если я ей колко отвечу при них, то мне влетит от взрослых, которые почему-то вечно спихивали на меня все грехи кузины. Наверное, сейчас на моем лице читалось мое отношение к ней, потому что ни с того ни с сего она заявила:
— Бульон, разберись с ней!
Красильникова быстро закрыла дверь спиной, и единственный возможный путь к бегству был отрезан. Я попятилась назад, в то время как Мишка приближался ко мне. Он сильно размахнулся и пребольно ударил меня, щека моментально покраснела. Я сделала еще шаг назад и наткнулась на подоконник.
— За что? — только и смогла пролепетать я, держась за одной рукой за место пощечины, которое сейчас горело огнем.
— Это за то, что ты вечно хамишь моей матери, за то, что вечно размазываешь сопли, и просто за то, как ты сейчас на меня смотрела, дрянь! — взвизгнула кузина. — Что ты делала за шторой?
— Я не размазываю сопли, — прошипела я тихо, а потом добавила уже спокойней: — Читала.
Я старалась держаться стойко, надеясь, что за первым ударом не последует второй. Это было единственное, о чем были силы сейчас думать.
— Покажи что.
Вздохнув, я стащила с подоконника энциклопедию, и протянула Миле, предварительно делая реверанс.
— Вот гадина! Да как ты смеешь брать наши книги! Ты, нищенка, дочь бродячей певички и карманника! Ты бы давно на паперти стояла и милостыню просила, если бы не доброта маменьки и папеньки. И, вообще, негоже тебе под одной крышей с графской дочкой жить! — распалялась кузина.
Я молча стояла и пожимала плечами, будто соглашаясь с ней, а на самом деле мечтая поскорее оказаться в своей кровати, зарыться лицом в подушку и заснуть, свернувшись калачиком.