Я всеобщих восторгов, увы, не могла разделить, так как знала, что Беловы ни за что не примут меня назад даже на месяц, да и танцевать на Рождественском балу мне было не с кем. Единственной моей отдушиной были репетиции в оркестре, в который я все-таки записалась, переборов гордость и робость. Семен Олегович выделял меня из других играющих в оркестре, по его словам у меня имелись задатки фамильного таланта Орловых, и при усердном оттачивании, он мог раскрыться в полную силу. Скоро, уроки музыки стали одними из моих любимых, наравне с французским, и я усердно изучала нотную грамоту и игру на скрипке, и готовилась к нашему выступлению на балу.
Перед самим праздником был устроен так называемый "родительский день": раз в месяц родственники и друзья могли приехать и навестить учениц нашего института. В этот назначенный день никогда не было занятий, и всегда стоял шум и гам в коридорах. Девочки бегали друг к другу в дортуары, прося одолжить какую-нибудь безделушку для волос, чистый воротничок, или умоляя помочь причесаться. Конечно, подобная суета была не из-за приезда родственников, все объяснялось гораздо более просто и банально — ко многим институткам приезжали поклонники и женихи, и поэтому все лезли вон из кожи, чтобы выглядеть хорошо и соответствовать моде. А в моде в кругах высшего света был образ томной, болезненной и глубоко чувствительной барышни. На какие только ухищрения ни шли институтки, чтобы добиться желаемого эффекта! За несколько суток до заветного дня, они не спали по нескольку ночей, в надежде обзавестись темными кругами под глазами. А та, которой удалось пронести без ведома классных дам в школу баночку с диковинной сурьмой, привезенной из заграницы, или же белоснежную пудру, становилась кумиром остальных на долгое время.
Я только фыркала, глядя на прихорашивающихся девочек, и читая в общей комнате книгу. В ней, по сравнению с дортуаром, было достаточно тепло, и можно было расслабиться и отдохнуть. То и дело мимо меня проносились Ася с Веркой, или кто-то еще, но мне было неохота обращать на них внимание. Я бы и продолжала читать, если ко мне вдруг не подошла m-lle Зулова.
— Орлова, что за поза? — сурово одернула меня классная дама вместо приветствия.
Я быстро вскочила с кресла, на котором до этого весьма фривольно развалилась, закинув ноги на подлокотник, совершенно забыв о правилах хорошего тона.
— Простите, m-lle, — присела я в реверансе.
— Ладно, полно. Я пришла сказать, что тебя звала m-lle Дубровенко, так что поторопись. Это касается Рождественского бала.
Сказать, что я удивилась — ничего не сказать! Если честно, в глубине души я надеялась, что директриса скажет, что я могу не идти ни на какой бал, а провести вечер за игрой на скрипке в дортуаре, но, так как наш оркестр запланировал выступление на праздничный вечер, мне оставалось только мечтать и гадать, ради чего меня позвала Мария Алексеевна.
Войдя в кабинет директрисы, я увидела, что там также уже присутствовала m-lle Зулова и еще несколько классных дам. Растерянная и испуганная таким скоплением народа, я застыла посреди комнаты. Услышав стук двери, директриса подняла голову и приветливо улыбнулась:
— А, это ты, Лиза, проходи, садись, — указала она на кресло.
На негнущихся ногах, я подошла к нему и осторожно села, стараясь не примять юбку, все еще пребывая в легком удивлении: Мария Алексеевна, помимо обязанностей директора, преподавала нам естествознание и была строга и не склонна к сантиментам.
— Итак, — начала она все тем же непривычно-ласковым тоном, — ты же знаешь, что завтра состоится бал?
— Да, m-lle, наш оркестр сегодня целый день репетировал, — уважительно ответила я.
Мария Алексеевна отмахнулась:
— Оркестр — это хорошо, но скажи мне, у тебя есть парадное платье для танцев?
— Оно осталось дома, m-lle, — легко солгала я, видевшая нарядные платья только на кузине Миле, у которой была личная портниха. Однако, в ее платья можно было одеть три моих копии, да и Орловы не считали, что мне нужно платье на выход.
— M-lle Зулова, подберите девочке платье, наверняка у нас есть что-то, доставшееся в наследство от старших учениц, — распорядилась директриса, взмахом руки давая понять, что я могу идти.
Шагая по коридору, я угрюмо размышляла о том, что мне все-таки придется нацепить это чертово платье и сделаться похожей на остальных пустышек-институток, у которых в голове царил только предстоящий бал. А еще я наверняка буду подпирать стену во время танцев, но это меня не особенно волновало. Я вбежала в гостиную, со злостью пнув ногой дверь, и плюхнулась в любимое кресло, схватив книгу. Но смысл прочитанного ускользал и поэтому я уставилась в окно задумчивым взглядом.