Потянулись жаркие, солнечные дни, которые могли бы стать счастливыми, если бы вместо запаха старых книг, пыли, скрипа перьев и сидения в душных классах, воздух был наполнен ароматом цветущих в институтском саду яблонь и пением птиц. Но никто не собирался отменять ежегодные выпускные экзамены из-за хорошей погоды. Аня по-прежнему со мной не общалась, сблизившись с Листьевой и другими старшеклассницами. Мое одиночество нарушали только присылаемые Пьером гостинцы, которыми он начал меня засыпать на следующий день после своего отъезда. Француз присылал мне диковинные шоколадные конфеты, марципаны, корзины свежих и засахаренных заморских фруктов и орехов, которых не водилось даже в доме Беловых, хотя мои опекуны знали толк в еде, а их дочь Пенелопа была такой упитанной именно из-за чрезмерного потребления сладостей.
Иногда, во время получения очередной передачи от музыканта, классные дамы начинали меня журить ни за что:
— Как Вам не стыдно, милочка, злоупотреблять привязанностью этого молодого человека, и принимать столько сладостей? Ей богу, дорогая, где Ваша гордость?
Но обычно их упреки заканчивались после того, как я протягивала им коробочку конфет, которыми они лакомились в учительской, явно обсуждая мои странно сложившиеся отношения с Бернье.
К гостинцам музыкант прилагал пространные письма на французском, в которых пускался в длинные рассуждения о Дюма и Мольере, которых я прочла, еще живя у дяди с тетей. Наконец, я стала отдавать сласти соседкам по комнате и m-lle Зуловой, оставляя себе лишь эти письма, так как уже не могла смотреть на бесконечные марципаны и вишню в сахаре. Ася Гуляева, обожавшая сладкое, сразу захотела быть моей лучшей подругой. Теперь они с Верой Бестужевой таскались за мной по пятам, как две прилипалы. Я ни на йоту не верила в искренность их дружбы, а сердце мое все так же щемило при виде Ани, щебетавшей с новыми подругами. Но она отныне была для меня недосягаема, а общество двух первых сплетниц класса казалось лучшей перспективой, чем абсолютное одиночество.
Наконец, наступил день последнего экзамена, после которого институток должны были разобрать родители. Сдав m-lle Зуловой безукоризненно написанное сочинение про императорскую семью, я, вместе с весело переговаривающимися в предвкушении поездки домой девочками, покинула класс. Наступало время суматохи, обмена подарками, беготни, объятий, прощаний, последних разговоров и сборов чемоданов. Я была далека от всего этого и, подхватив собранный еще накануне чемодан, вышла в сад, где уселась на каменной скамье, болтая ногами и греясь на солнышке. Погрузившись в раздумья, я не сразу заметила, что возле меня стоит Аня и с улыбкой протягивает мне какой-то с большой и мягкий на ощупь сверток с дырочками, в которые было видно что-то рыжее и пушистое.
— Сегодня все дарят друг другу подарки на память, я решила тебе тоже подарить, — с придыханием произнесла она. — Открывай же!
Первым моим порывом было кинуться ей на шею, но я сдержалась и аккуратно развернула сверток, о чем сразу же пожалела. Заточенная в нем несчастная белка от страха прыгнула мне на лицо и до крови впилась в него маленькими острыми коготками. Завопив от ужаса, я спихнула грызуна с себя и полными слез глазами уставилась на покатывающуюся со смеху Разумовскую. Из близлежащих кустов донесся вторящий ей злорадный хохот и выглянула Поля Кауфман, по-прежнему щеголявшая зелеными пятнами на лбу. У меня к тому моменту уже затаились подозрения, что Разумовская постоянно подливает ей зеленки в мыло, но поделиться своими размышлениями мне было не с кем. Ася и Вера были очень ненадежными собеседниками в этом плане.
В этот самый миг, я заметила, что по лужайке к нам идет кучер Беловых в сопровождении фройлейн Фюхтс. Увидев кровь на моем лице, он нахмурился:
— Вижу, вы не утратили своих дурных наклонностей, госпожа. Господа будут крайне недовольны, и того гляди отправят вас в приют для простолюдинок, — строго проговорил он, заметив надорванный лиф моего платья и кровавые царапины на щеках.