У директрисы был строгий, но мелодичный голос, тонкие аккуратные руки с длинными пальцами. Такие руки предназначены для того, чтобы летать по клавишам пианино, а не убирать комнаты господ. Мне, глядя на нее, становилась сразу понятно, что эта дама – истинная аристократка, и мне до безумия хотелось походить на нее. В этот момент я твердо решила для себя, что изо всех сил буду стараться, чтобы окончить институт с отличными отметками, и стать такой, как эта женщина.
Тем временем директриса вытащила из стопки бумаг тонкий листок и протянула его мне:
— Это тебе, список правил нашего института, изучи на досуге. А теперь можешь идти. Я позову классную даму, которая будет руководить твоим классом, и она представит тебя остальным ученицам и поможет обустроиться.
— О, m-lle Дубровенко, я сам представлю-с девочку нашим институткам, — вдруг подал голос до этого тихо стоявший Пожарский.
Мария Алексеевна с сомнением на него посмотрела, немного колеблясь, а после ответила:
— Ладно, если вы так желаете, господин Пожарский, то, пожалуйста. Девочки сейчас в столовой заканчивают свой ужин. Елизавета, классная дама подойдет туда же с минуты на минуту и даст указания по поводу твоего обустройства.
Я кивнула и, поблагодарив директрису, сунула листочек с правилами в карман платья. Кощей снова вцепился в мое плечо и повел прочь из кабинета. Я чувствовала себя будто заключенной, которую вели на казнь, и искренне не понимала, почему покровитель института не отпускает меня от себя ни на шаг. Мы снова шествовали по длинному коридору, пока в итоге не вышли в другую часть здания, где располагалась столовая. Это было очень длинное, светлое и просторное помещение. По его стенам в несколько рядов стояли длинные дубовые столы со скамейками. За столами сидело множество девиц самых разных возрастов в одинаковой форме, изредка различающейся по цвету, в фартуках и белоснежных пелеринах. Когда институтки увидели, что мы зашли в помещение, они поднялись со своих мест и синхронно сделали небольшой реверанс Пожарскому.
— Здравствуйте-с, дорогие ученицы. Надеюсь, что вы все пребываете в прекрасном здравии физическом и ментальном, — по залу пробежал тихий шепоток, очевидно, благодетеля института не очень тут жаловали, — я привел представить вам новенькую — Елизавету Орлову, — несколько десятков глаз уставились на меня, заставляя покраснеть. — Встань сюда, дитя, — он указал мне на низкую табуретку, которая зачем-то стояла посреди столовой.
Как послушная девочка, я залезла на нее, смущаясь еще больше. Теперь я была на всеобщем обозрении, словно на рыночном прилавке, от чего мне становилось не по себе.
— Так вот, дорогие девочки, запомните, новенькая-с наша — отъявленная лгунья и хулиганка, недавно она избила свою кузину, которая была намного слабее ее, до полуобморочного состояния. С такими, как она водиться — только грех совершать, учтите-с, — заявил господин Пожарский.
От неожиданности я чуть не потеряла равновесие и не свалилась с табуретки, на которой по-прежнему стояла. Я не могла поверить, что этот человек только что меня опозорил, поставил на мне клеймо на все оставшиеся годы здесь с самого первого дня. Он решил сразу, не откладывая в долгий ящик, превратить мою жизнь в ад, и я даже догадывалась по чьей наводке. К горлу начали подкатывать нежданные слезы, которые я чудовищным усилием воли умудрялась сдерживать, продолжая оставаться у всех на виду.
— Тебе есть, что сказать в свое оправдание, Лиза? — обратился ко мне Пожарский. — Нет? И даже слов раскаяния нет? Какая ужасная девчонка! — закатил глаза покровитель института.
Все ученицы засмеялись. Я силилась понять, над чем именно они хохочут — то ли над моим глупым положением, то ли над самим Пожарским. Но как бы там ни было, чувствовала я себя просто отвратительно.
— Что здесь происходит? Что за смех? — раздался строгий женский голос у меня за спиной.
Я обернулась, как и все девочки в комнате — в дверях стояла маленькая кругленькая дама, ее черные блестящие волосы были собраны в гладкий пучок из кос, и лишь пушистая челка выбивалась из этой строгой прически. На носу у нее были очки с толстыми стеклами, а в руках она держала длинную тонкую указку.
— Я еще раз спрашиваю, что происходит? Есть желающие ответить? — требовательно повторила дама.
— К нам новенькую привели, — произнес кто-то тонким тихим голосом за одним из столов.
— И что в этом смешного? Это вот эта девочка — новенькая? — женщина кивнула на меня. — Ты почему в первый день уже стоишь на табурете позора? — ее глаза за толстыми линзами очков превратились в узенькие щелочки. — Подожди, дай угадаю, это его рук дело! — ее разъяренный взгляд метнулся к Пожарскому, который с ее приходом как-то сжался и постарался сделаться как можно более незаметным. — С каких пор Вы, господин покровитель, унижаете учениц в их первый же день в нашем заведении? — отчеканила она холодным голосом. — Сомневаюсь, что девочка успела что-то натворить сразу же после прибытия.