Господь устало прикрыл глаза и подавил искушение плюнуть на все, взять удочки и сбежать на рыбалку. Он представил, как качается поплавок, как дурманит голову аромат цветов, а он лежит на солнышке в Эдемском саду и… думает о том, как после отпуска будет разбирать горы проблем и проводить сотни совещаний!
В приемной что-то ухнуло, что-то разбилось, Босс вздрогнул, отвлекаясь от безрадостной картины возможного отдыха.
С надрывным скрипом отъехала в сторону массивная дверь, прервав неприятные размышления. В образовавшуюся щель просунулся длинный крючковатый нос с большой бородавкой на кончике. Так близко друг к другу, что, казалось, они сидят прямо на носу, моргали хитрые слезящиеся глазки. Над ними нависали лохматые брови, губы потерялись где-то среди морщин, а обрамляли несуразицу, каковую являло собой это лицо, кокетливые мелкие кудряшки грязно-серого цвета.
— Я тут по поводу пижамки, — сказало существо и улыбнулось, показав длинные клыки. Затем оно протиснуло в щель костлявое тело, одетое в бесформенное тряпье, горделиво прошествовало к столу и. уперлось острыми кулаками в столешницу.
— Что? — несколько ошеломленный наглостью посетительницы растерянно спросил Босс, удивляясь про себя, куда подевалась охрана вкупе с секретарями, которым надлежит сидеть в приемной.
— Пижамка розового цвета, на карманах вышиты гусята, в комплекте с чепчиком, — прошамкала Гризелла, снова обнажая в подобострастной улыбке желтые клыки. — С двумя чепчиками.
— Что вы несете? — нашелся наконец начальник, чувствуя, что еще мгновение, и он полезет под стол.
Гризелла слегка покраснела, вспомнив о взводе херувимов и толпе посетителей, прилипших к своим местам в приемной, но тут же взяла себя в руки. Она изобразила на лице оскорбленное достоинство и заголосила:
— Да что это вы с ветераном-то полевых работ делаете? И пенсия-то никудышная, и льгот никаких нет, и здоровья совсем не осталось! Ночной работой аморальною характера загружаете, а расчет ни в одной кассе не получишь! Семнадцать лет пытаюсь пробиться к вам на прием — не пущаютъ! У, бюрократы!
Гризелла увлеклась. Голосок становился все писклявее и пронзительнее.
— Яснее, пожалуйста, — прервал ее Большой Босс, вспомнив о том, что сам много лет назад распорядился не пускать настырную ведьму в кабинет.
— Я работу аморального характера выполнила? Выполнила! Принца умыкнула? Умыкнула! А расчет где? Я вам что — фея, бесплатно работать?
— Расскажите-ка поподробнее, — уже с интересом попросил Большой Босс, показывая рукой на стул.
Гризелла села, закинула ногу на ногу и рассказала уже известную нам историю похищения наследника.
Через пять минут главный начальник готов был расцеловать страшную ведьмину физиономию, а через десять, провожая неожиданную спасительницу до выхода, клятвенно пообещал ей самолично все уладить.
В приемной босса ожидало новое потрясение — телохранители, секретари, посетители дергались, словно припадочные, не в силах сдвинуться с места, я что-то мычали, плотно сомкнув губы. Господь застыл на месте с открытым ртом.
Гризелла, бросив на Босса игривый взгляд, отчего его рот захлопнулся сам собой, бодрой походкой при близилась к сидевшему ближе всех серафиму и с треском сорвала кусок скотча с его перекошенного липа.
— За семнадцать лет все перепробовала, — объясняла она онемевшему Господу, замахиваясь клюкой на живописную группу. — Не пущають, бюрократы! У, ироды! Слетайте в параллельные за растворителем, клей-то универсальный, колдовством его не возьмешь. — Последние слова прозвучали уже из-за дверей.
Распоряжения самого главного начальника последовали немедленно, и такие, что черт Гуча от злости готов был съесть собственный хвост.
— За что? — кричал он, пытаясь пробиться к двери мимо мордоворотов из охраны Большого Босса.
— По высочайшему указанию, — отвечали серафимы, поигрывая мускулами.
— Качки проклятые, — прошипел черт, принимая боевую стойку,
Серафимы в ответ дружно заржали, демонстративно положив руки на эфесы огненных мечей. Взбешенный Гуча прыгнул, рассчитывая попасть одному ногой в пах, а второго зацепить кулаком, но в этот момент дверь открылась, охранники почтительно расступились в стороны, и черт, не в силах остановиться, угодил копытом во что-то мягкое и зацепил рукой что-то твердое.