Выбрать главу

«Он выглянул в окно и вдруг заметил, что пошел дождь», — Вольфи выводит буквы, старательно сопя — но они все равно не получаются красивыми, а убегают друг от друга, падают плашмя на темно-синие линейки и проваливаются под строчку, как нога под лед, сковавший все лужи во дворе. У Вольфи всегда все не так, как хочет мама. Поэтому она называет его хулиганом.

Зато он придумал, про что писать.

Они все: и Карл, сын мясника, и Франци с улицы за кладбищем, и Фредл-толстяк, и Гарри, который Гаральд — все сидят над пустыми тетрадками. И в самом деле, что писать на тему, которую выдумал капеллан Кройц? «Что может помешать доброму христианину пойти в воскресенье в церковь».

А Вольфи знает — его история растет строчка за строчкой, округляется, как пушистый праздничный кнёдль, начиненный фаршем, и Вольфи даже тихонько хихикает про себя: от того, что так ловко вывернулся, от того, что рассказ так ладно складывается.

— Что смешного, Энгельке? — гремит над ухом. Капеллан Кройц высится над ним черной суконной горой.

— Н-ничего, — Вольфи кажется, что гора вот-вот упадет на него и раздавит, — я просто пишу.

— Ну тогда прочти нам всем, что ты там написал, — сухо говорит капеллан, и губы его тонко змеятся в улыбке, а рука с четками негнущимся дорожным знаком показывает на учительский стол.

Вольфи вздыхает и выходит из-за парты. От учительского стола класс кажется совсем другим, он раздвигается, становится необъятным, а ты будто стоишь на сцене.

— А вдруг я промокну? Нужно бы взять зонт, подумал добрый христианин, — читает Вольфи громко и с выражением. — Он поискал зонт, а когда нашел, то расстроился. Зонт оказался весь в дырочку. «Что же мне теперь делать? — подумал добрый католик. — Может быть, зашить зонт? Но я не успею. А может, надеть на голову мешок из рогожи покрепче и так побежать до церкви?»

Шея капеллана Кройца налилась багровым, будто ему нестерпимо жмет черно-белый жесткий римский воротничок.

Смешок — крепко слепленным снежком — дробно раскатился по классу, собрал, смел весь смех, по снежинке, с парт у окна и вдоль стены, превратился в горную лавину. Они уже все смеются: сжав губы, хихикает Франци с улицы за кладбищем, гогочет Карл, сын мясника, схватился за щеки Фредл-толстяк, будто щеки сейчас не выдержат и вот-вот лопнут от смеха, а Гарри, который Гаральд, даже подвизгивает, как поросенок, смеясь.

«Добрый католик уже понял, что опоздал на службу», — увлеченно читает дальше Вольфи, — и…

Бам-м-м!

Тяжелая рука, будто собрав всю силу, наотмашь бьет его по уху. Голова мотнулась, как у безжизненной тряпичной куклы. Ухо, щека и все, что слева, умерло. Смех в классе — тоже, будто его и не было. Лицо капеллана Кройца покраснело, стало винно-красным, как четки, и кажется, сейчас брызнет во все стороны.

«У меня отвалилась голова, — подумал Вольфи. — Или оторвалось ухо». Он осторожно ощупывает рукой голову — все на месте. Только ухо совсем неживое, и в ставшей будто чужой голове гудит церковный колокол — протяжно, гулко, «бамм — бамм — баммм».

— Пойдем! — бросает капеллан и тащит Вольфи прочь из класса. К директору. Сухие пальцы держат руку цепко — не вырваться.

«Что сейчас будет, — пугается Вольфи и свободной рукой придерживает ухо, будто оно может невзначай отвалиться. Ухо теперь горит жаром ста печей, оно жарче, чем воздух в кузнице у Молодого Кляйна, — сейчас и директор еще добавит».

У дверей директорского кабинета капеллан отбрасывает руку Вольфи, словно это ядовитая жаба, про которую рассказывал вчера на перемене Гарри, который Гаральд.

— Не двигайся с места! — громким шепотом велит он и смотрит из-под кустистых бровей так, что Вольфи кажется — ноги его примерзли к дощатому полу.

Время тянется нестерпимо медленно — можно считать снежинки, падающие беззвучно за окном. Или угадывать, что творится на улице: вот, наверное, прошел мимо школы дядя Вильфрид, насвистывая в холеные пушистые усы — он работает в городской управе и обедать ходит домой. Вот вышел из кузницы Молодой Кляйн — посмотрел на падающий снег, поцокал языком и пошел обратно. А вот злющая жена мясника Родла, похожая на сушеную гусеницу, отправилась со своей капризной дочкой по магазинам, она всегда так делает, стоит мяснику уехать ненадолго по делам.

Это все придумывает себе Вольфи, потому что к окну не подойти — капеллан же велел не двигаться.