Выбрать главу

Лана, восторженная, помчалась сообщить Людмиле Васильевне, что ель установили, но ее нигде не было. Коля вместе с Ланой пробежался по комнатам, заскочил в радиорубку, откуда недавно звучал материн голос: «Раз... раз...» Кабинет ее был заперт — стало быть, ее не было там, но Коля на всякий случай постучался:

— Мама!

— Ты один? — после небольшой паузы послышался ее голос.

Коля все понял и жестом показал Иоланте, чтобы она отошла. Глаза Ланы испуганно округлились, она тоже догадалась, в чем дело. Коля нетерпеливо махнул на нее рукой.

— Один, открой.

Он слышал, как мать заворочалась на диване, пошла к двери и повернула в ней ключ. Людмила Васильевна была настолько бледна, что Коля невольно подхватил ее под руку.

— Не бойся, не упаду, — с усилием пролепетала она, — дверь закрой.

На полу валялось мокрое полотенце; Людмила Васильевна нагнулась, как слепая нашарила его рукой, перетянула голову и легла на кушетку лицом вниз.

— Не суетись. Таблетку выпила, сейчас отстанет, — проговорила она сквозь зубы.

Он помог ей перевернуться на спину. Мученические глаза матери уставились в потолок.

— Ель поставили? Иди, я сейчас. Никому не говори, что я... Словом, скажи, прилегла отдохнуть.

Но на этот раз она прилегла надолго. Пришлось вызвать «скорую», и ее снова положили в больницу.

Теперь мать лежала притихшая, разом ослабевшая, слушалась Игоря Николаевича, улыбалась, как все больные, его шуткам, развлекалась обходом, но когда он заговорил с ней о том, что будет хлопотать, чтобы ей дали группу, тихость и послушность разом слетели с нее. Она отчитала его с таким негодованием, точно врач предложил ей взятку.

— Может, вы и правы, — усмехнулся он и похлопал ее по плечу, заставляя лечь. — Уходить в болезнь, конечно, не дело, но работать по-прежнему вы не сможете. И не смотрите на меня так, это не я вас запустил, это вы самым ребяческим образом махнули на себя рукой...

Наверное, впервые в жизни Людмиле Васильевне пришлось с чем-то примириться.

После выписки из больницы скрепя сердце она написала заявление и оставила свое директорство, но продолжала работать со студией. Это был не просто кружок рисования, а студия, в которой ее ученики занимались пять лет; за это время осваивали разную технику, выставлялись на различных выставках в городе, даже в области, некоторые работы первогодок Людмила Васильевна посылала на телевидение для «Выставки Буратино». Со старшими раз в год ездила в Москву, Ленинград. Выезжали на «натуру», случалось, довольно далеко забирались с этюдниками в зимний лес. Из-за этих поездок время от времени возникали конфликты с родителями.

— Неужели это так необходимо — студить детей в лесу? Пусть рисуют по памяти. Да и из окна все видно.

На это Людмила Васильевна говорила:

— Верещагин рисовал свои этюды под градом пуль и даже гранат. Все должно быть настоящим — и лес, и наше искусство. Конечно, можно набросать ваты, посыпать солью для блеска, но это не то. Пусть привыкают трудиться в любых условиях. Не простудятся, каждые четверть часа они у меня у костра греются.