— Что, что спросить?! Он скажет — я не люблю ее, вот и все!
Мама усиленно замотала головой.
— В том-то и дело, что нет. Он сказал, что любит ее. Но когда я заговорила о том, что он собирается делать, замолчал, и все тут. Ты скажи ему, пусть его не волнует жилищная проблема, мы нашу квартиру разменяем, пусть живут. Чем могу, постараюсь им помочь. Поговори с ним, умоляю тебя!
...Автобуса, как всегда, долго не было, а когда он подкатил, Тая так глубоко задумалась, что с полминуты рассеянно созерцала толпу замерзших разгневанных людей, втискивающихся в задние двери. Спохватившись, она тоже попыталась ухватиться за поручень, чья-то добрая рука подхватила ее, вжала вовнутрь, и она стала пассажиром.
Двери с усилием закрылись, автобус, медленно отдуваясь, потащился по заледеневшей дороге мимо железной ограды ремесленного училища, где однажды, в детстве, летом были заросли барбарисовых кустов, шиповника, акации, настоящие джунгли, а потом игры перенеслись в более отдаленные от дома места, к парковому озеру, в лес, за Волгу, все дальше и дальше от дома — автобус туда не ходил.
— Граждане, поплотнее, поплотнее, — упрашивала пожилая кондукторша.
От ее присутствия в автобусе веяло домашним, уютным — здесь кондуктор с катушками билетов на груди, дома — чья-то бабуля с клубком и спицами, — граждане ее слушались, дышали друг другу в мокрые воротники и шапки. За окном автобуса угадывались однообразные дома, чья-то бедная фантазия, ей-богу, создала этот город наспех. А ведь когда-то он был любим весь напролет, от городского парка на окраине до угрюмого с редкими деревьями кладбища, от единственного кинотеатра до железнодорожного полотна. Остановки «Универмаг», «Городской фонтан», «Почта» — вот и пролетели весь город навылет, вот и заснеженное долгое туманное поле, и кондукторша заснула над ним, как над книгой, — скучное зимнее поле, и все в автобусе, казалось, задремали.
Просить — вот что самое ненужное и гадкое в жизни, думала Тая. Просить, умолять, вымогать, клянчить: можно выстраивать бесконечно сужающийся в своем смысле коридор слов, из которого не выбраться, эти глаголы обозначают противодействие собственной душе, от просьб и вымогательств она, неясный плод, набивает такие синяки, от которых можно сгнить заживо. Просить можно порядочного, иной только насладится зрелищем твоего унижения. Подать прошение о помиловании, апеллировать к высшей инстанции, просить жалобную книгу, взывать к совести — ох уж нет. Надо молча терпеть, дорогая моя, это вполне приемлемое для нас с тобой действие, ведь речь идет о твоей, да и о моей чести, в сравнении с которой рассуждения о твоем будущем — ничто, и ты обязана быть гордой, кричала себе Тая, наконец усевшись и прижавшись лбом к стеклу.
Впереди нее сидели и болтали две девочки, две подружки, вернее, говорила одна, а другая только кивала — у нее и пальтишко было поскромнее, и шапочка, она все время порывалась встать и уступить место, хотя старушек поблизости не было, но соседка ее удерживала. Соседка должна была рассказать всему автобусу, что на Черное море она этим летом не поедет, скорее всего папа возьмет курсовку в Болгарию, если только не в Югославию, лично она бы охотней поехала на Адриатику, но папа-чудак мечтает увидеть Габров. Подружка слушала о чужом благополучии с завидным терпением; тут не могла идти речь о равенстве, хотя обе девочки сидели в одном и том же автобусе и от них пахло одними и теми же духами, за которыми у одной стояли ночные дежурства в клинике, пирожок на обед и отчаянная борьба за стипендию, а у другой ничего не стояло, и французские духи подарил ей любящий отец. Наверное, и белые халаты, выглядывающие из сумок в полиэтиленовых пакетах, также не могли уравнять обеих подружек, чем-то они наверняка разнились, эти медицинские маскировочные халаты. Может, девочки — однокурсницы Гели, а какой халат у Гели? Геля сама шьет, симпатичный, значит, должен был быть халатик...
Но что можно придумать, чем закалить душу, чтобы никто не смел обижать, обвешивать, не отдавать долги, не брать в жены — что? Натаскать себя, чтобы сделаться такой, как те, кто обижает, обвешивает, не отдает долги и не держит слово? Как натаскать, с чего начать? Перестать уступать старушкам место в транспорте? Не здороваться с вахтершами, сорить на улицах, хамить в магазине? Как-то мелко все это. А им не мелко? Им можно? Им хорошо? Автобус плавно катил по дороге мимо заснеженных дачных участков, скучный провинциальный пейзаж, грязный, слякотный снег на обочинах, халтурные декорации к состряпанной на злобу дня драме, дежурные реплики в автобусе, фальшивые модуляции голоса героини, сидящей впереди Таи, с которой не посмеют обойтись как с Гелей, — ее папа в Югославию повезет отдыхать!