Полина приподняла бровь:
- А ты себя в общий ряд со всеми не ставь, это же ты всю экономику из моего дела вынул.
Дейвин почувствовал, что чудо готово растаять:
- Это и было первой причиной симпатии? - он удержал на лице легкую улыбку, но очень напряженно ждал ответа.
- Нет, не это, - она покачала головой.
- А что же? - кажется, он не выдал голосом напряжение. Вроде не выдал.
Полина посмотрела ему прямо в лицо:
- Ты сам. Мне стало интересно, какой ты.
Вот, значит, как они дружат. Вот так запросто и без всякой драмы. Впору позавидовать. Если бы не все остальное, что к этому тут прилагается.
- Хочу тебе сказать, раз так, что я с тобой мечтал познакомиться с девятнадцатого года. В обоих твоих лицах, и с автором "Школы на коленке", и с Аугментиной. Я думал, что вас две, и хотел найти каждую, чтобы увидеть, как эти женщины выглядят. И дружить, конечно, тоже хотел, но даже не надеялся. Ты меня обыграла, я так и не понял, что ты одна, пока не получил от князя твое дело в руки. Придя к тебе смотреть, что там наделали в твоей отчетности, я даже не представлял, как начать разговор. Очень хотелось, чтобы он не стал последним, а то князю даже его обаяние не помогло, о вашей майской беседе весь замок был в курсе. Характер у тебя стальной все-таки... - он прервался и замер, глядя в потолок, потом ругнулся. - Крысье молоко, кому и что понадобилось за час до полуночи? Ого, это Хайшен. Извини, меня выдернут сейчас.
- Да, конечно. Доброй ночи. - Она немедленно встала и двинулась к выходу.
Подходя к двери, обернулась и пожелала ему удачно отчитаться. А потом тихо закрыла за собой дверь. Он выждал пару минут, чтобы успокоиться, и пошел к досточтимой.
В спальном блоке Полина оказалась через семь минут и до полуночи сидела с резцом и куском дерева. Звездочка на Долгую ночь для Дейвина была готова уже больше чем наполовину. Не случись этот разговор сегодня, она бы просто вручила ему свой подарок в начале праздничных дней. И какая разница, сказаны слова или нет. Все равно уже все сложилось, как бы оно ни называлось.
Граф шел по коридору и вспоминал. Вечер у него в кабинете, разговор в баре, вино и бабочки, беседа над фотографиями, кофе и конфеты в ее кабинете... Да, точно. Она с самого начала относилась к нему тепло и приязненно. С первой встречи. Это же было видно сразу. Бешеное небо, вот он растяпа. К счастью, все уладилось. К досточтимой он вошел уже в полном порядке.
С утра граф поймал в коридоре Асану да Сиалан и спросил, нормально ли для местных быть друзьями без предварительных договоренностей и условий. Она сочувственно посмотрела на него.
- Да, нормально, Дейвин. Учти еще, что у них дружба отдельно, а нежная игра отдельно, и они уверены, что занятия любовью портят дружбу, так что не удивляйся. И нет, они не лгут, дружат искренне и делают для друзей даже больше, чем для любовников, и ценят их больше.
Граф мимовольно приподнял брови.
- И их дружба похожа на их водку, Дейвин, - продолжила виконтесса. - Опьяняя, она не греет, зато дает ощущение всемогущества и полной свободы. Если ты, конечно, меня понял.
- Да, вполне, - да Айгит задумчиво кивнул. - Кстати, отличная метафора, Асана. Еще одно небольшое усилие в этом направлении - и будет уже поэзия.
Виконтесса вдруг разрыдалась. Шокированный Дейвин, взяв ее за плечо, быстро свернул в ближайшую кордегардию, одним взглядом выставив оттуда дежурных гвардейцев.
- Я чем-то тебя обидел?
- Нет, - всхлипнула она. - Но лучше бы у меня по-прежнему были плохие стихи, чем хорошие метафоры такой ценой... Это все тот случай на трассе. До него я не понимала...
С начала месяца земля перевернулась под ногами графа да Айгита третий раз. Он подержал Асану за плечо, утешая ее, и пошел по своим делам, а какая-то мысль так и вертелась в его сознании до вечера, не становясь словами. Только к вечеру он понял, что за занозу чувствует весь день в своем затылке. Для дружбы с Полиной Бауэр было препятствие с его стороны. За ним числилось недолжное. И совершенно неважно, что он приносил это на конфиденцию и был одобрен с этим, и тем более ничего не значило то, что это делалось в интересах империи и его сюзерена. Никакой человек не заслуживает, чтобы его держали в неволе, принуждали и мучили. Никто из совершивших это не может быть хорошим другом, потому что поправ законы чести в этом, он переступит через них в чем угодно. Слишком легко обнаружить в себе дух младшего Новосильцева, привыкнув оправдывать недолжное государственной необходимостью и привилегиями, доступными по праву рождения.