С полминуты я стояла, еле чувствуя пол под ногами, и очень быстро думала. О том, что на самом деле я очень не хотела в Хельсинки той осенью, то есть тем летом. И в разведшколу, куда Эгерт планировал меня пристроить, судя по его оговорочкам, я тоже не хотела. Я хотела остаться в крае. И дождаться Лелика с дежурства, как бы это ни звучало. И этот арест, чем бы он потом ни кончился, избавил меня от необходимости принимать очень страшное решение - о том, что Лелик не вернется никогда, о том, что наша борьба не имеет смысла, и о том, что мне надо покинуть родину очередной чертов раз. Но говорить все это графу да Айгиту, пусть даже очень дружелюбно ко мне настроенному, было бы слишком. Поэтому я выполнила сааланский ритуал примирения: раскрыла руки, как для объятия, и сказала "принимаю". Он в ответ склонил голову и сказал "спасибо" по-русски. Идя вместе со мной к дверям кабинета, он спросил:
- У меня будет к тебе несколько вопросов о некоторых эпизодах вашей истории, сможешь ответить?
- Попробую, - сказала я.
В казарме, отвечая на вопрос Исоль "Ну, что? Жива-цела?", я кивнула и сдала секрет, который и так завтра на разводе всем стал бы известен: что с завтрашнего дня мы работаем в городе на поддержке местных сил самообороны и, возможно, встретим каких-то моих друзей. Меня дружно поздравили и отправили гладить форму. Приходя в себя в каптерке у Инис, я пару раз едва не поставила утюг мимо доски от всех этих новостей.
Да Айгит вызвал меня снова в первый свободный день. График дежурств нам покрошили в мелкий винегрет, так что мы три дня были в городе и три дня в Приозерске. После длинных выходных было непривычно и не очень удобно, но что уж поделаешь. Спасибо и за то, что для разговора граф выбрал первый день из трех.
- Что ты знаешь о декабрьском восстании тысяча восемьсот двадцать пятого года, Алиса? - спросил он, едва я закончила приветствие.
Я призадумалась. Он кивнул мне на стул для посетителей у его рабочего стола и сам сел на привычное место.
- Если совсем формально, то это была попытка не допустить на трон Николая Первого, и, в общем, не первый в нашей истории случай вмешательства офицеров гвардии в вопросы престолонаследия, но раньше офицеры своих рядовых в такие дела за собой не тащили, это произошло впервые. На площади в тот день было больше трех тысяч младших чинов и рядовых, не считая присоединившихся штатских. Их сперва пытались просить разойтись, но первого парламентера убил один из восставших выстрелом из пистолета. Потом им угрожали, потом стреляли холостыми патронами, ну а там и до картечи дошло. Жертв было... ну, по-вашему тысяча с четвертью. А по-нашему точных цифр я не помню, - сказала я, проходя по кабинету и садясь.
Он кивнул, глядя куда-то в стол, потом посмотрел мне в глаза.
- Скажи, а кто в этой истории был прав? Бунтовщики или царь и те, кто остались ему верны?
Это был хороший вопрос для наблюдателя, любившего копаться в источниках и проверять любую правду на зуб. В свое время, как почти любая питерская девчонка, я отдала этой истории довольно много времени. Парни-то все больше по Первой мировой и Белому движению, а вот наполеоника и декабрьское восстание - девчачьи темы, так уж тут сложилось. Меня на общем фоне почти и не заметили, частично списав интерес на журфак в анамнезе, а частично объяснив его влюбленностью то ли в Бенкендорфа, то ли в Пестеля, уже и не упомню, кого мне там писали в идеалы и герои. Но теперь я просто не могла отделаться формальными фразами.
- Какую тебе версию, господин граф?
- А сколько их?
- Вообще-то три, - призналась я. - Если говорить об официальных.
- Интересно, - он улыбнулся и положил правый локоть на стол. - Давай все три.
Я вдохнула поглубже и начала.
- Первая, чаще всего упоминаемая - это то, что конечной целью готовящегося переворота была отмена крепостного права. Подготовка была очень масштабной, длилась с самого окончания военной кампании, и причиной ее начала было несправедливое отношение к крестьянству, участвовавшему в военных действиях, после войны.