— В случае, если сегодняшние переговоры пройдут гладко.
— Ага. Дэниел хотел тебе обо всём рассказать, а мне вещи в любом случае забрать надо.
— А ты… ты ещё вернёшься?
Наверное, для неё это странно, даже грубо: я сваливаю как можно быстрее. Но моё присутствие здесь всегда было опасно для неё: даже думать не хотелось, что бы произошло, если бы мой дом ещё больше приблизился к её. Она имела полное право злиться, хотя не могла понять, злится она или просто грустит.
— Время от времени буду забегать и здороваться с Дэниелом. Ты даже не будешь знать, что я заходила. Если не хочешь, можешь со мной не разговаривать — да можешь даже не смотреть на меня.
— Нет! — тут же повеселела Моргана. — Хочу! Даже не представляешь, как тут одиноко, когда тебя нет!
— Так у тебя на первом этаже куча народу тусит, — заметила я.
— Угу, — согласилась она, — сплошные парни, замечала? Всех их люблю, но иногда хочется поболтать с девчонкой, знаешь ли.
Я обдумала её слова.
— Не знаю, — наконец ответила я, — не привыкла вообще с кем-то болтать, так что может однажды пойму.
До сих пор помню, с каким трудом отвыкала прислушиваться к происходящему в доме, когда ещё пряталась от своих психов, — это тёплое, нестерпимое желание слышать каждое слово, знать каждое движение, наполняющее дом жизнью. Может быть существует похожее ощущение, которое появляется после того, как человек находится среди других, которое возникает после определённой близости что ли.
— Ладно, покормлю детей и пойду, — сказать хотелось не это, но ничего не поделаешь. Нужно побыстрее собирать вещички и валить, пока дома не слились ещё теснее: когда поднималась к Моргане, лестница прямо размывалась.
— Ещё увидимся? — тут же оживилась она.
— Ага, — ответила я, хотя и знала, что скоро вряд ли сюда вернусь, — спасибо. За всё.
Все эти разговоры и прощания настроение мне не улучшили, так что домой пришла как туча. Но от знакомого ощущения, что все психи дома, и знания, где точно каждый из них находится, я почти заулыбалась, а скопившееся в душе напряжение начало растворяться. И всё бы хорошо, но ещё из коридора я увидела часть гостиной и…
Джин Ёна. Но на нём были джинсы и жёлтый джемпер. Он босиком шёл из кухни.
— Э, а ну не надевай это больше! — хоть и понимала глупость своего раздражения, остановиться не могла. Вообще его поведение было не хуже Зеро, но на какое-то время я доверилась ему больше, чем Зеро. А сейчас была зла.
Он лишь грациозно пожал плечами и сел на наш диванчик:
— Я желаю пить кофе, — с вызовом сказал он.
— Да ну? Так и я, но теперь я вам не питомец, так что сам вари.
Тот опять пожал плечами и ушлёпал назад на кухню. Атиласа, который сидел с чашкой чая в своём любимом кресле, это всё забавляло.
— Дай угадаю, — мой голос даже для меня самой показался кислым, — Зеро наказал ему втереться ко мне в доверие любой ценой, и ту схватку они спланировали вместе.
Чем больше думала обо всём этом, тем сильнее злилась. Поверить не могла, что пожалела маленького засранца наодеколоненного. И ведь столько крови ему своей отдала. И вообще, додумалась же — купила ему шмотки, вместо того, чтобы отправить домой в окровавленных лохмотьях.
— Такой приказ действительно был, — ответил Атилас, — но подобных планов мой господин не строил. Джин Ён непредсказуем. Мы никак не ожидали, что он настолько отойдёт от приказов.
Настолько или не настолько — значения не имело, по прямому приказу или нет Джин Ён следовал указаниям всё время, пока был со мной в доме Морганы. И всё это время он врал, что мы можем быть друзьями.
— Кстати, надеюсь ты достаточно благодарна, Пэт, — Атилас произнёс это так естественно, что я поняла: в этих словах кроется не только очевидный смысл.
— За что ещё? — резко спросила я. — Если хочешь услышать спасибо, лучше скажи причину.
— Неужели ты на самом деле думаешь, что мы оставляли то окно открытым просто так?
— Вот блин! — я затаила дыхание. — Но кто из вас?
— Спроси каждого из нас, — теперь на его лице появилась самая настоящая улыбка, — и каждый ответит, что не он.
— Ну спасибо, — кисло ответила я. То есть, один из них оставил раму приоткрытой, зная, что я вернусь хотя бы за деньгами, но никто не признается, потому что это будет проявлением мягкости и человечности. — Пнуть бы каждого из вас по разику! — крикнула я в потолок, хотя и знала, что наверху только Зеро.