Скопив деньжат, Недоумыч обзавелся специальным оборудованием и разработал целую технологию: чтобы никто не видел, он в черном пакете каждый вечер привозит домой ворох использованной туалетки, собранной за день по всем корзинкам, по ночам отмывает с бумаги коричневые пятна, вымачивает ее, отбеливает, а из полученной массы в спиральном барабане на центрифуге делает новые полоски, которые потом просушивает, обрезает неровности и скручивает в рулоны. Чистая прибыль, но после этого я ему руку не подаю, – Бабосян во все горло захохотал, и его смех подхватили парни с диванчиков.
Повеселившись, он снова продолжил разоблачать заклятого недруга:
– А ты в курсе, что он еще и ворует электричество? Директор рынка уже не знает, что с ним делать и просто плюнула на него. Представь, приходят к нему снимать показания счетчиков, а там по нулям. Спрашивают: «Как так получается?» И тут разевает пасть его припадочная жена… Короче, перестали даже ходить к нему, но только разницу за электроэнергию с общего счетчика теперь раскидывают на всех нас. Вот так-то. Получается, что мы же за него еще и платим, но сделать ничего не можем. Эх, был бы сейчас брат при должности, он бы ему устроил.
– Да-а, любопытно, – задумчиво произнес я, делая пометки в блокноте.
Бабосян погрустил немного, а затем обратился ко мне с самым серьезным видом:
– Слушай, братан, я бы на твоем месте написал статью об этом уроде. Все тебе спасибо скажут, клянусь.
– Бабик, я уже сказал, что обязательно напишу статью, но сначала побеседую с Злославом, окей?
– Добро, – Бабосян чуть приподнял ладони вверх, как бы сдаваясь. – Ты же меня не учишь, как готовить шашлык.
Я еще раз поблагодарил гостеприимного хозяина за вкусный обед, попрощался со всей компанией и вышел из шашлычной на пешеходную террасу, нависшую над атриумом с овощными развалами. Внизу было многолюдно. Покупатели, с целлофановыми пакетами в руках, битком набитыми различными овощами и фруктами, суетливо сновали от павильона к павильону, выбирая, где бы отовариться продуктишками подешевле ценой и получше качеством, не понимая, однако, что такое счастливое сочетание абсолютно невозможно на «Сухогрузе», да и, пожалуй, на любом другом рынке нашей необъятной страны.
«Вообще, странные вещи творятся на "Сухогрузе", – погрузился я в размышления о насущном, следуя указателям "М-Ж", свисающим с потолка на прозрачной леске. – На первый взгляд, Бабосян не был против, чтобы я встретился с сортирщиком и во всем разобрался, а это свидетельствует о его искренности. А как же иначе, когда его откровенно оболгали, и все указывает на Злослава Недоумченко? Но вот только как-то слишком явно указывает. Возможно ли, чтобы сортирщик был настолько тупым в то же самое время, когда ему хватило ума затеять сложную комбинацию с журналистом? Вероятно, Бабик просто подставляет этого олуха. Например, что если Бабосян хитро подстроил нашу сегодняшнюю встречу, попросту разыграл спектакль, чтобы невзначай, или якобы в отместку за клевету поведать мне о туалетной бумаге и обо всем остальном? Если так, то его расчет был на то, что я удостоверюсь, что на него клепают неправду, что это делает сортирщик – скупердяй и склочник – и, руководствуясь чувством справедливости, напишу об этом. Тонко, однако… Но только слишком тонко, чтобы принять это предположение за рабочую гипотезу без подтверждения фактами. В любом случае всем уже стало понятно, что тупо натравить меня, как цепного пса, не получиться».
Глава 6
Как-то незаметно я миновал три пролета воздушной лестницы и ступил на бетонный пол подвала. Здесь были только складские и технические помещения. Ведущий вглубь складов общий коридор был огорожен решетчатыми воротами, а сразу под лестницей я заметил вход в платный общественный туалет.
Над дверью висела табличка с названием:
«Родник».
Дверь была открыта. Почти в самом проходе за узким пластиковым столиком сидела толстая и какая-то бесформенная старуха со свирепым выражением лица.
«Случись у кого недержание, – подумал я, – он бы уже не добежал до кабинки, увидев это страшилище… Зато и платить бы не пришлось».
Старуха увлеченно пересчитывала монеты и бубнила что-то невнятное себе под нос, и я бесцеремонно прервал ее занятие вопросом: