— Я не могу, ты же понимаешь, меня уволят.
— Тогда я не могу тебе помочь.
— Как можно заставить его говорить? Хотя бы пять минут?
— Никак, но ты можешь попытаться поговорить с шофером, — ты уже понимаешь, что делаешь глупость, но на волне азарта, не можешь затормозить. Тебе нравится эта игра. — Есть одна хитрость, их можно поймать за превышение скорости, обычно машины с дипломатическими номерами летают по ночному городу, не замечая притяжения, как у себя дома. Остановишь, и надо сразу же снять термокарту двигателя, тогда можно по закону задержать машину и шофера на 24 часа за превышение полномочий. Они упрощают себе жизнь и увеличивают скорость, воздействуя напрямую на сцер двигателя, обходя всю механическую часть и сокращая время отдачи. Это нарушение протокола безопасности. Закон будет на твоей стороне. И дипломатическая неприкосновенность его не защитит, все, конечно, же свалят на шофера и где-то на пару часов тот будет в полном твоем распоряжении.
Ольга замирает, не в силах поверить в свою удачу, ты поднимаешься, не дожидаясь благодарности, и собираешься уходить.
— Полчаса истекли. Всего доброго.
Она догоняет тебя уже на улице, у машины.
— Анна!
— Пожалуйста, не звони мне больше по таким вопросам, — ты говоришь тихо, глядя ей в глаза. Глаза у нее красивые, карие в обрамлении темных ресниц. Она хлопает ими и закусывает губу, но ты знаешь, что это театр, чувство вины на пятнадцать минут, ты такое уже видела. Ей бы на подмостки, но её таланты и в полиции прижились, правда, платят не очень. Ей хватает совести не перегибать палку, она делает шаг назад и молчит, ты садишься в машину, захлопываешь дверь, поднимаешь тонированное стекло и, не оглядываясь, выруливаешь с парковочного места.
На часах 17.40, вечер понедельника, завтра на занятия уже не надо. Ты достаешь телефон и набираешь номер. Через привычные три гудка Бэль снимает трубку.
— Привет, ты сегодня у себя? У меня появилось свободное время, — твой голос звучит в меру устало, в меру заинтересовано.
Мадам распорядительница отеля, а если честнее борделя, звонко смеется и шумно выдыхает в трубку. Ты представляешь, как она вальяжно лежит на кровати, утопая в подушках, как клубится сиреневый дым её тонкой сигареты.
— Анна, дорогая, конечно, я тебя жду, ты последнее время совсем не балуешь меня вниманием, так что я с легкостью расчищу для тебя место в своём плотном графике.
— Буду через полчаса.
Ты вешаешь трубку и набираешь Фархада. Он долго не отвечает, включается голосовая почта.
— Не жди меня сегодня, приеду завтра сразу в школу, и не болтайся по улице после комендантского часа.
Анна Индира Ксарави. Глава 3
Изменения сохранены
1700/05/31 Понедельник.
Это почти как Зазеркалье, ты долго идешь по широким, неоновым улицам, мимо дорогих магазинов, броских, стеклянных витрин, заглядываешь в кроличьи норы уютных ресторанов с идеальной сервировкой. Тебя окружают тени в дорогих костюмах, нарисованные девушки с лицами кукол, тяжелый шум рекламных билбордов.
Ты сворачиваешь в маленький неприметный переулок, с мусорными баками, где кошки первобытно охотятся на жирных крыс, где разбит единственный фонарь, где окна темны, зашторены свинцовой, не пропускающий шум и свет, тканью. Поросшие мхом стены сочатся ядовитой сыростью в любую жару, а единственная дверь здесь не имеет ручки и замочной скважины.
Ты останавливаешься напротив двери, пальцы привычно складываются в йондаль — ключ, деревянные доски, небрежно сколоченные между собой, разбегаются в разные стороны, будто застигнутые врасплох коварной волной прилива.
Ты перешагиваешь невидимый порог, и со всех сторон набрасывается оглушительный звук танцевальной музыки. Над головой вертится искусственное солнце, яркий свет бьет в глаза, разгоряченные тела двигаются как куклы на ниточках. Мерный, пульсирующий звук, тыц — тыц — тыц, проникает под кожу, стучит в висках.
Протискиваясь сквозь толпу к барной стойке, ты закрываешься щитами от душной ментальной и тепловой волны, но тебя все равно слегка подташнивает.
Невосприимчивые хити, местные генномоды, тощие, длинные и волосатые, как борзые, с невероятной легкостью перемещаются по залу, неся подносы над головой. Вип — зона, как круги дантовского ада по спирали уходят надстроенными этажами вверх.
Обойдя барную стойку, ты толкаешь дверь в подсобное помещение, с надписью «только для персонала» и оказываешься в тишине и стерильности. Кафельная плитка, разделочные столы, холодильные шкафы и плиты, которые ни разу не нагревались. На крючках висят белые халаты. Ты берешь один из них и идешь к одному из холодильников, тяжелая металлическая дверь с щелчком поддается, ты заходишь и закрываешь её за собой.
На столике при входе лежит стопка прозрачных, похожих на полиэтиленовые, пакетов. Ты берешь один. Холод приятно обжигает ноздри, горло и нёбо, ты дышишь, голодно и прерывисто, боль в руках отступает. Пальцы снова привычно складываются в йондаль, перед тобой распахивается портал.
Ты раздеваешься, складываешь вещи в пакет, включая бумажник и телефон, надеваешь стерильный халат и шагаешь в портал. Помещение по ту сторону сильно напоминает раздевалку фитнес клуба, куда ты ходишь по пятницам, шкафчики с кодовым замком, скамейки, душевые кабины с резиновыми ковриками. Ты находишь пустой шкафчик, складываешь туда вещи, достаешь оттуда длинный шелковый халат и регистрационный браслет. Переодевшись, входишь в еще один портал.
По эту сторону все тихо и вальяжно, приглушенный свет, высокие арочные своды, холодный воздух, радужные фонтаны, бассейны, наполненные серебристым туманом, солярий, массажные столы, чуть дальше молочно — белые залы для медитации. Ты проходишь насквозь купальные комнаты и поднимаешься по лестнице в главный зал. Тебе не хочется заходить, ты останавливаешь в двух шагах от порога.
Бэль уже знает, что ты здесь, сейчас она вежливо распрощается, наградит всех улыбками, кого — то поощрительно коснется, кого — то откровенно проигнорирует и выйдет к тебе сама. Твое появление, конечно же, поднимет волну сплетен и слухов, перешептываний по углам, но Бэль всегда будет выше этого. Её власть над незыблемыми пороками бесконечных сущностей Творца, ставит её вне законов этикета и дипломатии. Каур дэ роа, властители тайных дум и желаний, владетели памяти, к ним приходят с самым грязным, самым позорным, с самым неупокоенным, как к священнику на исповедь, облегчить эо. И хотя грех, как понятие у Неведомых отсутствует, право на тайну исповеди соблюдается неукоснительно.
— Моя дорогая, — она берет тебя за запястье, проводит длинными пальцами по сгибу, по тонкой линии кожи между манжетой и ладонью, ткань опасно набухает. — Плохо выглядишь, надо бы тебе навещать меня почаще. Пойдем в спальню, я вызову доктора, надо заменить манжеты. Её тягучие, сладковатые интонации раздражают, от них чесаться хочется, будто блох подхватил. Ментальные щиты костенеют и каждое слово разрождается эхом в голове.
Окна комнаты выходят на площадь Улья и тебе хорошо виден черный, как дамарит, Сато Рау. Неблагодарное сердце. Черный прямоугольник — символ вероломства людей. Напротив него растет новое Древо — отель, казино, бары и рестораны. Древо раскинулось гигантскими ветвями и тянется кроной все выше и выше. Ты не хочешь смотреть и задвигаешь шторы, но память услужливо дорисовывает и улицу, и площадь, и туманный канал, где длинные лодки — хогги мерно покачиваются на молочных волнах, а перевозчики-халли кутаются в непроницаемые плащи.
Порт совсем рядом. Он выглядывает из тумана двумя узкими башенками Ткачей. Ты слышишь призывный горн эртхаала и застываешь, вцепившись в мягкую, бархатную ткань цвета сливочного мороженого.
Ты помнишь огни на мостике, рифлёные ребра, тяжелые, взмыленные бока парусины, как гигантское тело плавно меняет траекторию, как стекает конденсат по внутренним переборкам и сокращаются мышцы на брюхе, перекачивая тонные воды от глотки в хвост, а через поры под давлением вырываются клубы пара.