— А у меня сейчас с деньгами не густо.
— Диктуй номер карты, я сброшу сколько нужно. Потом рассчитаемся.
После пятиминутных уговоров Андрей сдался. А еще через пять минут пожалел о том, что дал согласие. Потому что следующий звонок поступил от Николая, и тот, не здороваясь, спросил:
— Знаешь уже?
— Что? — опешил Андрей.
Они редко созванивались и почти не общались, хотя Николай жил в сорока минутах езды от города. Однако это не мешало им оставаться друзьями, поскольку их навсегда связали те восемнадцать часов восхождения на Эльбрус и столько же часов спуска. Они вместе стояли на вершине. Такое не забывается.
— Борька, — коротко произнес Николай.
Тяжелое предчувствие захлестнуло Андрея.
— Что с ним? — спросил он.
— Уже ничего. Совсем ничего. Нет Борьки.
Известие о смерти не требовало расшифровки. Был человек и не стало. Тон Николая не оставлял места надежде.
— Когда похороны?
— Какие похороны, Андрей. Его лавиной накрыло. Он «чайников» от нее уводил, да не успел. С ним еще семеро осталось. В новостях сообщили.
— Я не смотрю телевизор. Может, ошибка?
— По телеку фото показали. И он позвонил мне перед выходом. Привет тебе передавал.
Привет обдал Андрея могильным холодом, точно смерть, резвясь, своим саваном взмахнула.
— Помянуть бы надо, — сказал Николай. — Приедешь?
— Не сегодня, Коля, — сказал Андрей.
— Ну, тогда как получится, — сказал Николай, и отключился.
Обиделся, наверное. Но поминками человека не вернуть и тоску не заглушить. А тоска была. Прямо к горлу подступала и брала за него, за это самое горло. В таком состоянии нельзя садиться играть. Фортуна не любит печальных и унылых.
Поколебавшись, Андрей все же начал собираться. Придирчиво проверил, не жмет ли новая голубая рубашка, достаточно ли свободно сидит темно-серый костюм. В игре ничего не должно стеснять или причинять неудобство, поэтому подобранный в тон галстук был водворен обратно в шкаф. Наряд довершили легкие, почти невесомые туфли на ровном ходу.
Окинув свое отражение придирчивым взглядом, Андрей решил не бриться. Трехдневная щетина скрашивала его чересчур привлекательную внешность. В молодости красота Андрея была сродни девичьей, и он до сих пор считал себя чересчур смазливым, тогда как ему хотелось выглядеть мужественным. Но куда денешь эти большие голубые глаза в обрамлении черных ресниц, тонкий, чуть вздернутый нос и безупречно очерченные губы? Мать утверждала, что он как две капли воды похож на молодого Алена Делона. Андрей как-то сверился с фотографиями и убедился, что да, есть такое дело. Но не делать же из-за этого пластическую операцию, не менять прическу? Оставалось только пореже бриться, почаще хмуриться и не расчесывать волосы слишком гладко.
Взъерошив шевелюру, Андрей проверил, все ли необходимое разложено по карманам и покинул квартиру.
Встреча была назначена в арендованном на ночь особняке за городом. Недешевое удовольствие. Дом был двухэтажный, стилизованный под американское ранчо, с видеокамерами по периметру и вышколенными охранниками, одетыми лучше иных президентов. Во дворе стояли дорогущий спортивный «Порше» и джип «Мерседес» последней марки. Командировка по высшему разряду. Какую же цену эти ребята запросят за вист? Даже если играть по десять долларов, можно запросто просадить тысяч пять за ночь. А можно и выиграть столько же. Или в два раза больше.
Препровожденный наверх, Андрей сразу же пожалел о том, что прикатил сюда, вместо того чтобы поехать к Николаю. Предполагаемые партнеры были пьяны и агрессивны. С такими и от игры удовольствия не получишь, и на неприятности нарвешься. Один представился Веней, второй — Ясиком. Больше на клички похоже, чем на имена. И девки были с ними, соответственно одетые, соответственно размалеванные. Андрей внутренне напрягся.
— Вообще-то я заехал, чтобы познакомиться, — сказал он. — Предлагаю перенести игру на завтра. Или на послезавтра. Когда вам будет удобно.
«Когда вы оба натрахаетесь и протрезвеете», — мысленно добавил он.
— Ты чего, Андрюха, в натуре? — оскорбился Ясик.
Он был большой, мясистый, напористый, с маленькими глазками-буравчиками и тщательно уложенной прической, которую можно было бы отдельно выставлять в каком-нибудь музее парикмахерского искусства.
— За тебя слово молвили, — вставил Веня, курчавые волосы и борода которого были в равной мере тронуты сединой и перхотью.
Этому место было не в музее, а в театре. В роли какого-нибудь шекспировского персонажа, громогласного и напыщенного.