- Бутерброды – не еда, Эмма. Вы хотели пить? Стакан и кувшин с водой справа от вас, - он обернулся и словно почувствовал её неловкость. - Не переживайте, Марку стало лучше и он спит. Меня не затруднит вас угостить, в конце концов, это я пригласил вас в гости.
Следующие полчаса пришлось молча наблюдать за мужчиной, колдовавшим у плиты. Ей показалось или он, действительно, не просто умеет готовить, а любит это делать. Его движения не были вынужденными или дежурными, в них не было неуверенности. Он точно знал, сколько нужно плеснуть вина, сколько добавить чеснока, петрушки и перца. Эмме оставалось только надеяться, что он не чувствует спиной её слишком пристальный взгляд.
Совсем скоро напротив девушки появилась тарелка с невероятно пахнущей пастой. «Что он в нее добавил? Или я на самом деле такая голодная?». Эмма мысленно поблагодарила маму за то, что отучила её заглатывать пищу огромными кусками. Сейчас очень хотелось это сделать, но боль от подзатыльника вспомнилась раньше и предотвратила катастрофу.
- Очень вкусно, - улыбнулась девушка, прожевав первый кусок. Надо же поблагодарить повара.
- Рад, что вам нравится, Эмма. Мне подсказал этот рецепт повар одного итальянского ресторана по большому секрету, - ей показалось или мужчина подмигнул. В комнате царил полумрак – всего не разглядишь. – Я на минуту.
Мужчина скрылся в неосвещенном сейчас углу кухни, едва слышно скрипнула невидимая девушке дверь. Эмма же, оставшись один на один с пастой, пыталась одновременно укладывать внутри себя невероятно вкусный то ли очень поздний ужин, то ли очень ранний завтрак и осознание того, что все происходящее реально. Она сейчас сидит на кухне Даниила Сергеевича Громова, ест приготовленную им в три часа утра пасту и совершенно не хочет спать.
- Эмма, как вы относитесь к белому вину?
За бокалом вина девушка немного расслабилась и даже стала вменяемо отвечать на вопросы босса. Отдать должное, он не спрашивал ничего страшного, просто вел светскую беседу о семье, обучении в университете, писательских планах.
- Значит, вы филолог. Какой же период в литературе вы предпочитаете?
Знаете, какая самая большая ошибка при общении с выпускницами филологического факультета? Правильно догадались. Задать вопрос про литературу. Тут прекрасную и трепетную деву без стеснения понесет на литературоведческие просторы. Скромность? Стеснение? Никаких правил на филологических просторах разума. И не дай бог сказать, что с Кафкой что-то не так.
Оказалось, что Даниил Громов тоже неплохо разбирается в литературе. Общение пошло значительно веселее и плавно перетекло в кресла. Через несколько часов журнальный столик был усыпан десятком открытых книг, а одна бутылка сменилась второй. Шекспировский вопрос захватил настолько, что в ход пошел гугл на смартфонах и неизвестно как оказавшиеся в библиотеке Даниила Сергеевича тексты на староанглийском.
Вино и усталость постепенно брали свое. Эмма сама не заметила, как заснула под звуки приятного голоса. Это было лучше, чем трескучая сказка.
***
Эмма открыла глаза, расправила затекшие плечи. Теплый плед, которым её кто-то укрыл, упал на пол. Несмотря на сон в кресле, выспалась она прекрасно. Стол перед ней был абсолютно чистым, как и кухня. Никаких следов ночных литературных баталий и пасты. Девушка всерьез заподозрила, что все это ей приснилось. А если нет? О ужас, в процессе баталии она, кажется, назвала его ослом. Шефа. Ослом. Сидя у него дома и опустошая его винный погреб. Нет, пусть это будет сон.
Вдоволь помучиться угрызениями совести ей не дал шум. В соседней комнате что-то с грохотом упало на пол и разбилось.
Глава 16. Синяки и шишки
Эмма вышла с кухни и услышала голоса. Даниил Сергеевич и Марк о чем-то достаточно громко спорили в библиотеке. Точнее, парень спорил, а его отец отвечал, как всегда, ровным голосом.
- Мои чувства тебя не касаются, а вот ты. Почему опять? Снова эта тетрадь! Хватит! Сожги её, сожги их все! – что-то шлепнуло то ли по столу, то ли по стене. Эмма услышала характерный звук.
- Этот метод работает, Марк. Его посоветовал мне не последний человек в мире психологии…
- Да, на первые несколько месяцев! Отец, месяцев, а не двадцать лет! Ты же закончил с этим, обещал, что больше не будешь писать ей и отпустишь.
- Отдай тетрадь.
У Эммы создалось впечатление, что там за дверью Моська лает на слона, шкуру которого ничем не прошибешь. Меж тем, парень продолжал:
- Нет, хватит. Никаких дневников, никаких излияний, никакого погружения в прошлое! – каждую произнесенную Марком фразу сопровождал звук рвущейся бумаги. – Она мертва, отец! Черт возьми, она умерла двадцать лет назад! Отпусти её!