– Как бы мы могилу выкопали без лопаты и кирки? – спросил Воронов. – Земля на пригорке твердая, как камень. Без шанцевого инструмента там даже мышь не похоронишь. Если в Дашбулаге считают, что мы спрятали труп, то пусть вначале найдут его, а потом обвиняют нас.
– Не нравится мне все это, – сказал Сопунов. – Как бы у вашей утренней прогулки не было неожиданного продолжения. Труп на место перестрелки националисты вряд ли подкинут – время для провокации с невинно убиенным местным жителем уже упущено. Но они могут пойти другим путем: объявят, что в ночь перестрелки у них в селе пропал пастух или охотник за сусликами, и тогда… карабахскую прокуратуру заинтересует, что вы там вдвоем все утро делали.
– Пусть прокуратура на меня дело возбудит, – ответил Воронов. – Но пока у нас человек пропал, а не у них. Вы не составили схему – кто и где находился на КПП в момент исчезновения Грачева?
– Зачем? Что это даст?
Воронову ничего не оставалось, как рассказать начальнику штаба о подозрениях Грачева.
– Ты Архирейскому об этом не говорил? – спросил Сопунов.
– Были бы конкретные подозрения, я бы рассказал, а так… Если бы Грачев не пропал, я бы до сих пор думал, что он напраслину возводит на одногруппников. Подумать только: кто-то из наших, из хабаровчан, стал пособником националистов! Предательство – тяжкий грех. Без железобетонных доказательств я бы никого в нем обвинять не стал. Вы, Алексей Ермолаевич, дома в поселке не проверяли?
– Даже мысли не было. В Дашбулаге второй день все кипит и бурлит. У магазина не расходится толпа мужчин с кольями и ружьями – якобы ждут нападения боевиков из соседнего азербайджанского села. Участковый уже не скрывает, что он полностью на стороне односельчан и готов в любую минуту применить оружие для их защиты. У нас в отряде сил не хватит, чтобы блокировать большой поселок и провести в нем осмотр жилых помещений или надворных построек. К тому же ты представляешь, какой шум поднимется? В Особом комитете по управлению НКАО нас обвинят в провоцировании массовых беспорядков, в самоуправстве, в преступном превышении полномочий. В окружении Вольского только и ждут, на кого бы всех собак повесить, а тут мы с обысками!
Воронов подумал секунду-другую и решил, что момент настал. Ничего не объясняя, он выложил перед начальником штаба отряда блокнот и рисунок Грачева. Фотографию «корреспондента» с упитанной женщиной Виктор доставать не стал, оставил у себя на всякий случай.
– Почему ты раньше про этот блокнот ничего не сказал? – вспылил Сопунов. – Где ты его взял? Откуда у тебя рисунок Грачева?
Виктор пересказал начальнику штаба ночной разговор с Грачевым, подробно описал утреннюю прогулку с Архирейским на пригорок.
– Портрет львовского корреспондента Грачев дал мне перед самым отъездом. Наряду на КПП он показывал другой портрет, не этот.
– Если бы мы знали…
– Что знали? – перебил своего непосредственного начальника Воронов. – Что «корреспонденты» из Прибалтики и Западной Украины – наши враги? У меня в папке входящей корреспонденции подшито указание ВОГ – относиться к представителям прибалтийских СМИ с предельной осторожностью, как к иностранцам, готовым в любую минуту спровоцировать сотрудников милиции на применение силы. Что бы изменилось, если бы я показал этот блокнот вам или Архирейскому? В нем нет плана дальнейших действий после обстрела КПП в Дашбулаге. В этом блокноте нет прямых доказательств, связывающих убийство Грачева с «корреспондентами» или ночным обстрелом.
– Выкручиваться ты хорошо научился! – отметил Сопунов. – Молодец! Хвалю. Следователь, не способный объяснить законность и разумность своих действий, рано или поздно попадет в неприятную ситуацию. Кто не умеет защитить себя, тот не сможет пробить оборону противника. Но почему ты решил, что Грачева уже нет в живых?
Воронов помолчал, собрался с мыслями и изложил свое видение трагических событий, развернувшихся на окраине Дашбулага:
– Еще весной, когда наши отношения с местным населением стали портиться, в отряде пошли разговоры: «Что мы тут делаем, кого и от кого защищаем?» Дошло до того, что парни из одной группы стали с подозрением посматривать друг на друга: «Не подведет ли этот скептик в трудную минуту, не спасует ли?»
В группе Грачева сомневающихся в целесообразности нашей службы в НКАО было больше всего. В Хабаровске об этих разговорах забыли, а сейчас, летом, они возобновились с новой силой.
Дальше, как я думаю, дело было так: предатель здесь, в Степанакерте, вышел на связь с «корреспондентами» и сообщил им, когда он будет нести службу на КПП. Непосредственно на месте он и дашбулагский участковый решили устроить провокацию и скомпрометировать Архирейского, обвинить его в трусости и одним ударом убить двух зайцев: подорвать доверие местного населения к нам и породить новые разногласия в отряде. Не все же знают, что Архирейский уехал в Хабаровск по окончании командировки! Кто-то из слушателей может подумать, что он испугался за свою жизнь и просто-напросто сбежал из Карабаха.