Из нововведений я также отметил несколько наскоро построенных заводов для производства кирпича и штук семь камнедробилок, изготовляющих щебень. Так как строительство Петербурга было немного заморожено, нет, не остановлено, а именно заморожено, то, соответственно многие мастеровые перебрались поближе к Москве. В Петербурге сейчас строились только стратегические объекты, типа Петропавловской крепости, дворцы же потихоньку начали перестраиваться в Москве, следуя моему указу. До остальных городов он только-только начал доходить и там пока репы чесали, думая, как начать его выполнять, потому что следом за указом о дорогах, выгребных ямах и каменных строениях вышел следующий – о пожарной безопасности. Я помню, как пожар в Немецкой слободе всем миром тушили. Так что отдельным указом было велено расширить улицы на определенную ширину, а расстояние между домами сделать такое, чтобы огонь не смог перекинуться с одного здания на другое. Также было определено необходимое количество колодцев, и на закуску каждое селение с численностью домов превышающей две сотни, обязано было основать и содержать за казенный счет специальную пожарную бригаду с лошадью, баграми и некоторыми полномочиями, например, с высочайшим позволением бить палками тех дятлов, которые будут мешать проехать к пожару или просто под ногами путаться, мешая непосредственно пожар тушить. Обдумав эту мысль как следует, я пока пожарных пристроил к разрастающемуся и крепнувшему не по дням, а по часам ведомству Радищева. Афанасий Прокофьевич побурчал, конечно, но согласился взять над ними курацию. Ну а что делать, если у меня людей не хватает, как раз тех, кто создает свои службы с нуля, при этом получая от процесса истинное удовольствие.
На фоне всех этих нововведений сами собой загнулись несколько коллегий, что было мною воспринято довольно позитивно. И я бы уже начал заниматься полной реконструкцией делопроизводства, убрав Сенат, который все это время занимался своим любимым делом, а именно – не делал ничего, и создал уже нормальный кабинет министров с министерствами для каждого, упразднив нахрен все коллегии; то есть приблизил бы систему власти к более привычной мне, к счастью, воля царя пока оставалась истиной в последней инстанции, но на меня свалился этот нелегкий вопрос с заговорщиками. Вопрос, который затянул меня как болото, и из которого я уже неделю не могу выкарабкаться, даже своих ученых не навестил, и шар воздушный поближе не рассмотрел.
— Андрей Иванович, а что, переписчики населения нашего еще не вернулись? — я откинулся на спинку кресла и потянулся, разминая затекшие мышцы.
— Еще нет, Беринг только пороги уже все отбил, хотел побыстрее встретиться с тобой, государь, а стоило тебе прибыть, так выяснилось, что он сам куда-то уехал, — Ушаков многозначительно указал взглядом на протокол допроса Волконского. Да знаю я, что надо уже что-то решать, но не могу себя заставить. Надо ненадолго прерваться, чтобы мозги с новой силой заработали.
— Как только явится – сразу ко мне его, — я потер шею. — А где китаец? Который к нам прибился, из миссии цинцев?
— Так он в Гжелке зарылся, что свинья в помои, из глиняных ям вытащить невозможно, — Ушаков поморщился. — Все лепечет что-то про фарфор. Что, мол, глина такая, что императорам вазу можно не стыдясь ваять. У Кера уже дым из ушей валит, все пытается его обратно в Москву притащить, толмачей-то других нет.
— Так пущай бросит, — я взял лист и приготовился его внимательно прочитать, нисколько не сомневаясь, что там написано почти то же самое, что и во всех остальных протоколах. — Китаец-то, когда от цинцев прятался, как-то общался с теми, кто его приютил. Все-таки широка душа русская, что уж тут сказать.
Дверь открылась, и в кабинет заглянул улыбающийся Репнин. Он почти все время в эту неделю улыбался, так же, как и Митька, которого потихоньку натаскивал на секретарскую должность, чтобы уже самому стать полноценным адъютантом.
— Князь Волконский Никита Федорович, дюже просит принять его, государь Петр Алексеевич, — отрапортовал Репнин и, дождавшись моего кивка, посторонился, давая пройти худощавому еще не старому человеку с длинным вытянутым лицом и в огромном длиннющем парике с крупными буклями.