– Ты перестанешь чувствовать себя таким виноватым, а я перестану чувствовать, что ты чувствуешь себя таким виноватым, – объяснил он.
– Так, значит, это для тебя. – Шейд снова опустил голову, но Аполлон принял другое положение, и теперь его щека оказалась на руке Аполлона. Он не стал спорить и снова закрыл глаза. В некоторых местах было больнее, чем в других, в том числе и в заднице, и, хотя Аполлон старался быть как можно нежнее, Шейд все равно вздрагивал.
Слезы защипали уголки глаз, но он не был уверен, было ли это из-за боли или просто из-за того, что он был ошеломлен.
– Не совсем, – поправил Аполлон. Он продолжал говорить приглушенным голосом, его пальцы скользили по ноге Шейда, по новым царапинам. Пальцы скользнули вперед, почти касаясь кончиков его бедер. Если Аполлон и заметил, что Шейд начал становиться полутвердым, то не подал виду. – Веришь или нет, но мне не нравится видеть тебя расстроенным, детка.
– Я тебе, – он стиснул зубы, пока Аполлон мазал синяк на правом колене, – не верю.
– Даже несмотря на то, что я так хорошо забочусь о тебе сейчас?
– Ты делаешь так только для того, чтобы потом снова сломить меня. – Шейд даже не осознавал собственных слов, но стоило ему их произнести, он понял, что именно так все и было.
К его чести, Аполлон тоже не стал этого отрицать. Он просто тихонько промурлыкал и запечатлел на плече Шейда легкий, словно перышко, поцелуй.
– Это правда. Отчасти. Очень скоро ты снова будешь рассыпаться на части в моих объятиях, потому что мне нравится видеть тебя таким. А потом я снова утешу тебя, – еще один поцелуй, на этот раз чуть ближе к его шее, – помогу собрать все кусочки воедино. Мы можем делать так столько раз, сколько тебе нужно. Если хочешь, до конца наших дней.
– Ты сказал, что рано или поздно убьешь меня, – напомнил он, и Аполлон на секунду замер рядом с ним, но затем продолжил свои действия, словно паузы никогда и не было. Шейд молчал до тех пор, пока тишина не стала невыносимой и не начала угрожать лопнуть успокоительному пузырю, который образовался вокруг него. – Почему ты ничего не говоришь?
– Потому что я пытаюсь успокоить тебя, – признался он, – и сомневаюсь, что ответ на твой вопрос поможет достичь этой цели.
Шейд облизал внезапно пересохшие губы.
– Скажи мне. Я не дурак. Это был мой единственный шанс сбежать, и я потерпел неудачу.
– Хочешь сказать, что готов умереть здесь, Шейд?
Он кивнул, отказываясь казаться слабым, даже несмотря на то, что в данный момент он был полностью в руках Аполлона.
Словно для того, чтобы еще раз доказать свои слова, Аполлон провел пальцами по внутренней стороне бедра Шейда, заставляя его выгнуться навстречу.
– Ты не умрешь, – сказал он твердо, словно в этом не было никаких сомнений.
Сердце Шейда екнуло, и, прежде чем его ненависть к самому себе успела вспыхнуть, он заставил себя продолжить разговор:
– Что?
– Я собираюсь оставить тебя, – сказал ему Аполлон. – Навсегда. На веки вечные. Моя прекрасная маленькая Тень, – его рука скользнула по животу Шейда, – как я могу не сделать этого? Ты был создан для меня, а я был создан для тебя. Не надо, – шикнул он на него, когда Шейд попытался возразить. – Я не буду заставлять тебя говорить это прямо сейчас, я знаю, что ты не готов. Все в порядке, детка. Мы можем продолжать в том же духе какое-то время. Ты можешь продолжать притворяться, что тебе не нравится боль.
Шейд покачал головой, но слова застряли у него в горле.
– Ты знаешь, почему некоторых людей тянет к ней? – тихо спросил Аполлон. – К боли?
– Мне не нравится, когда мне причиняют боль, – возразил Шейд дрожащим и слабым голосом.
– Да, – Аполлон удивил его, согласившись, – тебя привлекает не боль сама по себе. Тебе нужно немного больше усилий, чтобы достичь того приятного состояния, когда твои тревоги не кажутся такими тяжелыми и тебе легче от них избавиться. Боль помогает уменьшить приток крови к определенной части мозга, дорсолатеральной префронтальной коре. Знаешь, что это такое?
– Она помогает контролировать множество функций, – упрямо сказал Шейд.
– Отчасти она помогает отличать себя от других. – Аполлон прижал ладонь к центру его груди и еще плотнее прижался к его спине, улыбаясь в изгиб шеи Шейда, когда тот даже не попытался отстраниться.
Если честно, то Шейду было слишком любопытно услышать, к чему клонит Аполлон, он был слишком доволен и чувствовал себя комфортно, его мышцы расслабились от пара и мази.
– Я не врач, но осмелюсь предположить, что измененное состояние сознания частично отключает связь между тобой и твоими способностями, отделяя тебя от остального мира без тех неприятных побочных эффектов, которые ты испытываешь от блокираторов.
Он поджал губы.
– Что заставляет тебя так думать?
– Гюнтер. – Когда Шейд напрягся, услышав это имя, Аполлон начал слегка водить подушечкой большого пальца по розовому бутону одного из сосков Шейда, и через несколько мгновений Шейд снова стал податливым. – Он все время был там, прямо над тобой. Да, потолок высокий, но с твоими способностями ты все равно должен был улавливать его эмоции то тут, то там.
– Но я его не почувствовал.
– Нет.
– Кажется, ты весьма доволен собой.
– Я подозревал, что боль может быть выходом, но не был уверен. Но пока это не будет проверено дополнительно, это все еще только теория, ничего конкретного.
– Я не люблю боль, – повторил Шейд. – То, что ты сделал со мной в ту первую ночь, – он содрогнулся, – и то, что ты сделал в лесу...
– Заявлял на тебя права?
– Мы оба знаем, чем это было на самом деле.
– Зверством? – Аполлон повернулся и глубоко вдохнул, уткнувшись Шейду в шею. – Дьявольщиной?
– Мне не понравилось.
Аполлон остановился.
– Ты уверен?
– Да. Было больно.
– А что было потом? – настаивал Аполлон. – Когда ты мурлыкал для меня, как кошка во время течки?
Шейд почувствовал, как вспыхнули его щеки.
– Эй, – Аполлон приподнял его подбородок и запрокинул голову, чтобы их глаза встретились, – ничего подобного. У тебя нет причин смущаться. Здесь только я, детка, только мы. – Его пальцы смахнули одинокую злую слезинку, которая скатилась по щеке. – Если тебе станет легче, то дело не только в боли. Тебе нужно нечто большее. И тебе не понравится, если будет слишком больно. Я никогда не зайду так далеко, чтобы отрезать какую-то часть тела или по-настоящему разрезать тебя на части.
Стон сорвался с губ Шейда, прежде чем он смог сдержаться – потому что слова напомнили ему, к кому он сейчас прижимался и на что был способен этот человек, – но Аполлон прижал палец к его губам.
– Не бойся, детка. – Он прижался лбом к его лбу и вдохнул во второй раз, словно Шейд был каким-то наркотиком, которым он никак не мог насытиться. – Я сделаю тебе больно, но я никогда не причиню тебе вреда.