Оргазм заставил его дико дернуться, как будто он пытался зарыться в тело Шейда. Он глубоко излился, тяжело дыша в изгиб шеи Шейда, когда спазмы пронзили его, как электрический разряд.
На мгновение его окутала теплая эйфория. Только она и адское пламя мужчины под ним. Затем он почувствовал руку на своем затылке и замер, вырванный из этого эйфорического состояния.
Шейд... ласкал его?
Проворные пальцы скользнули по черным волосам у основания его черепа, затем поднялись выше, чтобы еще глубже зарыться в них. Шейд издал удовлетворенный мурлыкающий звук, от которого у Аполлона пробежали мурашки по коже до самых кончиков пальцев.
Когда он рискнул немного отстраниться, чтобы взглянуть на Шейда, то увидел, что тот закрыл глаза, а на его лице застыло мечтательное, довольное выражение.
Почувствовав, что за ним наблюдают, Шейд приоткрыл глаза и посмотрел на него из-под опущенных ресниц.
– В следующий раз, когда захочешь разбудить меня от дурного сна, можешь попробовать что-нибудь другое, кроме своего члена.
Аполлон напрягся, но, прежде чем он успел что-либо сказать, Шейд рассмеялся.
Настоящим смехом. Открытым и сочным, словно перезвон колокольчиков на ветру теплым летним днем.
Как только смех закончился, Аполлон захотел услышать его снова.
– Я не говорю, что мне не понравилось, – сказал ему Шейд, по-видимому, совершенно не подозревая о благоговении, которое сейчас испытывал Аполлон. – Я просто указываю на то, что иногда трахаться невозможно и есть другие, более тонкие способы заставить человека чувствовать себя лучше, когда ему плохо, чем просто тыкать в него членом.
– Например? – спросил Аполлон, в глубине души задаваясь вопросом, происходит ли это на самом деле. В последний раз у них был простой, нормальный разговор, подобный этому, когда ему еще не нужно было вытягивать из него каждое слово. До того, как он похитил его.
Но мужчина, который сейчас лежал под ним, тот, кто все еще рассеянно играл с его волосами, тот, кто снова закрыл глаза, полностью утратив бдительность по отношению к Аполлону, был тем человеком, с которым он столкнулся в тот день в баре. Позже, во время их первой пробежки. Он был тем самым парнем и в то же время кем-то гораздо большим.
Уступчивым и расслабленным.
Аполлон хотел запечатлеть этот момент в банке. Он хотел сохранить его навсегда, на веки вечные, хотел...
– Ты снова это делаешь, – слова Шейда заставили его снова собраться с мыслями. Детектив смотрел на него. – Я здесь, – сказал он, как только их взгляды встретились, – я уже закован в цепи, – он потряс запястьем, и золотые звенья звякнули, словно в доказательство, – и в данный момент ты меня довольно крепко прижал. – Он выпятил подбородок, указывая на их позу. – Я никуда не уйду. Дыши.
Он вдохнул так, словно не дышал миллион лет, и только потом понял, что, должно быть, в какой-то момент и вправду перестал дышать. Он нахмурился.
– Ты иногда так делаешь, – объяснил ему Шейд. – В последнее время реже, но все равно случается время от времени.
– Делаю что?
– У тебя такой пугающий взгляд, будто ты хочешь содрать с меня кожу и надеть как костюм.
– Я бы никогда так не поступил, – заверил его Аполлон. – Я никогда не причиню тебе такой боли.
– Да, – он в последний раз пригладил пальцами волосы, а затем опустил руку, – знаю.
– Знаешь?
– Мне снился тот день, когда родители бросили меня, – внезапно сказал он. – Кошмар, от которого ты меня разбудил? Обычно так и бывает. Мой отец подъезжает на машине к приюту, он не смотрит на меня, не говорит ни слова, когда я выхожу с мамой. Она берет меня за плечи и заставляет встретиться с ней взглядом, но это совсем другое, я не только чувствую ее с помощью своих способностей, но и вижу все ясно как божий день. Она чувствует себя виноватой, грустной, разочарованной, но не только. Она чувствует облегчение. Радость, что избавилась от меня. Ее чудовищного ребенка. Я был единственным Читтой в семье.
– Нет ничего чудовищного в том, чтобы быть Читтой, – сказал ему Аполлон. Способности Читты не заставляли его получать удовольствие от убийства людей, как и не заставляли Шейда ненавидеть себя. – Это твоя мама была неправа, Шейд. Не ты. На самом деле это никогда не было связано с тобой. Ее демоны убедили ее стать никудышным родителем и бросить тебя.
Шейд долго молчал, прежде чем выдохнул и прикрыл лицо рукой, прячась.
– Со мной определенно что-то не так, потому что я действительно верю тебе.
– Почему?
– Ты же серийный убийца? Конечно, ты не думаешь, что со мной что-то не так. Твои поступки всегда будут хуже моих.
Аполлон, возможно, и обиделся бы, но, когда он отвел руку Шейда, чтобы прочитать его мысли, на его языке не было ничего, кроме вкуса молочного шоколада.
– Ты не расстроен, – заметил он. – Ты наконец-то принимаешь это?
– Что именно? – Он приподнял бровь. – Что, если мне нравится сочетать боль с удовольствием, не означает, что я заслуживаю быть отвергнутым обществом? Или...
– Тебе нравятся боль и удовольствие, которые доставляю тебе я, – заявил Аполлон, снова затаив дыхание в ожидании ответа.
– Этого ты и добивался, – сказал ему Шейд. – Я знаю. Знал с самого начала. Рассуждая логически, я все еще вижу все причины, по которым все это хреново, и я должен оттолкнуть тебя. Но то, что я знаю, не значит, что я могу с этим бороться. То, что у нас ничего не получится, не значит, что я не хочу сдаться и посмотреть, как долго мы сможем продержаться. Я уже пытался сбежать.
Аполлон зарычал, не сумев сдержаться.
– Не волнуйся. Я усвоил урок.
– И какой же? – спросил он.
– Мои демоны последуют за мной, куда бы я ни пошел, – сказал Шейд. – По крайней мере, с тобой они сдерживаются. Когда я с тобой, мне не нужно ненавидеть себя. Вместо этого я могу притвориться, что ненавижу тебя.
Ключевым словом там было «притвориться», но Аполлон не собирался придавать ему большого значения, не желая заходить слишком далеко, особенно когда Шейд впервые по-настоящему со всем смирился.
– Принеси мне кофе, – Шейд без промедления вернул их к прежней теме. – Если хочешь, чтобы я почувствовал себя лучше, принеси мне кофе.
Аполлон бросил взгляд в темноту за пределами склада.
– Сейчас три часа ночи. Я не собирался будить тебя и совать в руки чашку с кофеином.
– В следующий раз так и сделай.
– Становишься немного властным, Тень моя.
– У тебя нет права выбирать, – сказал он. – Или ты принимаешь меня таким, какой я есть, или мы возвращаемся к тому, что я буду бороться с тобой на каждом шагу. Я не раб, Аполлон, даже не твой, и я отказываюсь им быть.
– Нет, – ухмыльнулся он, – ты мой пленник. Мое завоевание. Мой...
– Это одно и то же.
Аполлон рассмеялся.