Снова и снова я чувствовала его, Дьявола, его дыхание на своей шее. Я поворачивалась, но сзади никого не было… кроме тихих, крадущихся детей, держащих по два заострённых кола в руках. Я пыталась разузнать у некоторых, знали ли они, где найти Джека. Подходила к деревьям и присаживалась у надгробий, и спрашивала, спрашивала. Но они были настолько сосредоточены, что их глаза казались пустыми. Чёткого ответа мне не давали, и, через некоторое время, мне стало казаться, что они следят за мной. Преследуют меня. Намеренно пугают.
Сердце забилось в груди так сильно, что заглушило звуки волн, бьющихся о скалы внизу. Нужно было уходить.
А затем я услышала что-то позади. Шаги. Маленькие шаги по камням.
Я развернулась и увидела их. Двух мальчиков и девочку. Стоящих в ряд в десяти шагах от меня. Они держали заострённые колья. И пялились на меня.
— У тебя нет кольев, — сказала девочка. — Дьявол доберётся до тебя.
Она сделала шаг ближе, и остальные последовали примеру. Мы стояли лицом к лицу, не двигаясь, просто смотря друг на друга. Ветер приподнял волосы, и они задели мою щёку. Солёный бриз был нежным, но холодным. Холодным. Как ночные заплывы в море. Как липкие пальцы, поднимающиеся по твоей шее.
Я задрожала.
— Ты чувствуешь его? — спросила малышка. — Дьявола?
Я кивнула.
— Лучше беги, — ответила она.
И я побежала.
Добравшись домой, я захлопнула за собой огромные входные двери и заперла их. Затем сползла вниз, прислонившись спиной к дереву. Чувствовала себя глупо, мне было очень стыдно. Но, чёрт, образ этих детей во тьме, с их кольями и взглядами в небо, следующими за мной от могилы к могиле… Моя грудь болела, уши болели, будто я заплыла слишком глубоко. Сделала три вдоха. Затем начала поиски.
Я делала это иногда, после смерти Фредди. Бродила по Ситизен Кейну в темноте. Бесчисленное количество раз обыскивала её спальню и библиотеку, кухню и чердак.
В этот раз я начала с подвала, шарясь по заплесневелым углам в поисках слабо прилегающих к стене кирпичей и секретных проходов. Затем поднялась наверх, в спальню, которую не использовали годами, и открыла комоды, шкафы, залезла под кровать. Стучала по стенам, надеясь услышать глухой звук, и снимала картины. Я делала это множество раз. И сделаю снова.
Я позволила пыли и забытым бутылкам из-под вина, протёртым коврам и рваным шторам проникнуть мне в душу, пока не стала таким же нервным параноиком, как Даниэль Лип, буйствующим на главной площади. Я хотела найти старые письма Фредди, но удовлетворилась бы чем угодно. Дневником. Началом детективного романа. Отвратными стихами, написанными на жёлтой салфетке. Чем угодно, что принадлежало бы бабушке. Лишь бы вернуть её обратно, хотя бы на секунду.
Должно было хоть что-то остаться, кроме одежды в шкафу. Никто не проживает жизнь, оставив по себе пару платьев. Может, она сожгла все свои личные вещи за пару недель до смерти? Я отказывалась в это верить.
Должно быть хоть что-то.
И было. Но не то, на что я надеялась, поскольку новые вопросы всё появлялись, а ответы — нет.
В Ситизен Кейне чердак шёл вдлину всего дома. В детстве я сидела там часами, изучая содержимое старых сундуков и чемоданов, которые появились неизвестно когда. Там я и нашла чёрный сундук с пустой бутылкой джина и маленькой красной карточкой, на которой было написано:
«Фредди… ты первая обо всём узнала, и последняя меня осуждала. Я клялся, что никогда не обожгу тебя. Я говорил всерьёз тогда, и говорю сейчас. Что бы ни случилось.
Эти строки были написаны рукой элегантного, образованного мужчины. Под карточкой лежали три белых, аккуратно сложенных летних платья, чёрный деревянный крест и два локона волос — светлых и коричневых. Но ни письма от самой Фредди. Ни единого. Я хорошо помнила этот сундук, поскольку открыла его одним жарким летним днём, через пару дней после смерти Фредди, но воздух внутри сундука был прохладным. Я положила пустую бутылку и карточку обратно, отодвинула сундук в дальний угол и оставила его в покое.