— Как изобретательно.
— Да, да, дознаватель из меня никудышный, все дела. Тогда расскажи то, что они, кем бы они ни были, по-твоему и так знают.
— Они? — буркнул Атилас, — Хорошо. Я не до конца сам уверен, кто они. Их следы я видел и в Между, и в За. Их присутствие также заметно и на полустанке. Могу лишь предположить, что они — отлично организованная группа мятежников.
— Мятежники против кого?
— Семьи, естественно. И куда более кровавые, чем сопротивление Зеро, особенно учитывая возмездие, когда они узнают о Полустанке. Вам стоит бояться не меня, а Семьи.
— А я тогда тут при чём?
Атилас отвернулся и вздохнул:
— А почему это каким-то образом должно быть связано с тобой? Ты — лишь питомец. Тебя держат, чтобы в доме был уют.
Я нахмурилась:
— А вот мне так не кажется. Вряд ли Зеро держит меня в доме только поэтому. И ты сам так не думаешь.
— Думай, как хочешь. Питомец — всего лишь питомец. Чем ещё он может быть?
— Не знаю, — ответила я, — Но как по мне, тут что-то ещё. Вы бы просто так меня при себе не держали. От меня должна быть какая-то польза.
— Опять туда же, Пэт. Так. На. Тебя. Не похоже.
— Не смей говорить, что на меня похоже, а что нет, — возразила я, — Ты просто фейри. Ты ничего не смыслишь в людях. И обо мне ничего не знаешь.
На его губах заиграл намёк на улыбку.
— Готова сдаться?
— Неа, — сказала я, — Но раз ты разговорился, может прольёшь свет на то, почему вы-таки решили оставить меня? Если бы не твоё предложение, Зеро бы меня точно выгнал.
— Зачем же так себя недооценивать? В конце концов случаи, когда фейри искали тепла человеческих рук многочисленны.
Я уставилась на него.
— Чепуха! С Зеро всё совсем иначе.
— Разве? В таком случае придумай своё объяснение.
— Знаешь, что бесит больше всего? — спросила я, — А то, что если бы ты даже и поверил, что я это я, ты бы и дальше изъяснялся адски непонятно! Аж мозг сломаешь, пока разберёшься. Какие, блин, двинутые существа тебя вообще воспитывали?
— Фейри. Чего ты ещё ожидала? А, Пэт?
— Значит и дальше будешь называть меня Пэт?
— Лишь удобства ради, — сказал он, — Принимая во внимание, что настоящая Пэт скорее всего уже мертва, это имя подойдёт не хуже любого другого. Да будет оно мне напоминанием на будущее. Больше я не позволю жить подобным существам.
Я представила, как прожигаю в нём дырку взглядом. Злость помогла сделать последние шаги к подножию лунных лучей, которые протыкали его тело.
— Да ты сегодня сама учтивость и доброжелательность, я погляжу.
— О, неужели начнём сначала? — поинтересовался он, — Не очень мудро с твоей стороны.
— Ещё не решила, — призналась я.
— Не стоит. Я всё равно не позволю тебе спасти меня.
— Ладно, пофиг, — раздосадовано выдохнула я, — Тогда хоть отвечай на вопросы понятно!
Атилас рассмеялся:
— Всё грубее и грубее! Зачем бы мне отвечать? Ты всё равно не слушаешь.
— Ладно, — сказала я, — Раз не позволишь себя спасать и не хочешь отвечать на вопросы обо мне, ответь, блин, хоть на другие.
— А можно?
— Ага. Хочу знать, являются ли стены на самом деле стенами?
— Это уже крайне похоже на питомца. Не могла бы ты пояснить?
— Ну, вот когда я в человеческом мире, в основном всё выглядит так, как должно для людей. Иногда я вижу предметы иначе, но чаще всего — они обычные, человеческие. В Между гораздо больше предметов выглядят по-другому. А в За всё совсем иначе. Так что настоящее? Ведь если всё зависит от того, как ты видишь предмет, одна из его форм должна быть настоящей, так? Например, вот ряды с морозилками в супермаркете изначально ряды с замороженной едой, или коридор в ледяном замке?
— И то и другое одновременно.
— Да, — заспорила я, — Но если всё зависит от того, как я вижу предметы, не значит ли это, что моё видение их меняет?
— Нет, — возразил Атилас, — Это совсем другое. Это то, от чего умирают люди. Твой единственный талант заключается в том, что иногда ты видишь предметы в том виде, в котором они обитают на другой плоскости реальности. Ты не меняешь их, а твоё видение влияет лишь на тебя, меняет только твоё восприятие.
Я довольно долго обдумывала его слова, а потом медленно сказала:
— А я вот так не думаю.
Атилас отвернулся.
— Быть того не может. Тогда любопытно, зачем вообще спрашивать.
— В смысле, думаю, в основном это так и есть, но иногда я меняю вещи. И дело не только в моём восприятии. Как бы говорю им, и они меняются.
— Люди не могут заставить предметы раскрывать их формы в Между и За, — сказал Атилас и снова взглянул на меня, — Ровно так же, как они не в состоянии заставить объект быть тем, чем он не должен быть ни на одной из плоскостей. Если бы ты это могла, воистину ты оказалась бы совсем другим питомцем.