Теперь, когда Атилас опустился вниз, он тоже был более настоящим, чем его муляж во сне, ручейки голубой крови раскрасили белоснежный пол, он закрыл глаза. Сама собой моя нога двинулась к нему, но шагнуть я не посмела, ведь я научилась не доверять его видимой слабости. И вот я мучительно ждала, пока он не заморгал.
— До последнего не был уверен, что ты появишься здесь в реальном теле, — будто разговаривая сам с собой проговорил Атилас, — Но вот ты здесь. Действительно. Очень. Интересно.
— Это я, — уже в сотый раз повторила я, — знаю, ты не веришь, но это действительно я.
— О, как ты убедительна! — вздохнул он, — и всё же я не уверен! Это так не похоже на Зеро.
— Зеро не очень обрадовался такому повороту событий, — сказала я и добавила, — да и я, знаешь ли, тоже до потолка не прыгала. Если и сейчас меня убьёшь, то мне прям крышка, и я окончательно умру. Поэтому пожалуйста, блин, перестань меня уже убивать!
— Я в курсе, — Атилас попытался сесть, придерживаясь за противоположную стену, — вероятно господин доверяет мне больше, чем я думал.
Я не помогла ему — просто не осмелилась. Ведь не ясно, убьёт ли он меня и на этот раз, а Зеро мне не поможет.
Наконец он сел и опёрся о стену. А я ничего не могла с собой поделать — так хотелось ему помочь. Возможно он это тоже заметил, потому что усмехнулся и из его рта брызнула кровь.
Он вытер губы и сказал:
— Неужели я не говорил, что заточён в лунный свет, и что ад преграждает дорогу? Из этой комнаты только один выход.
— Да ну? — я не шелохнулась. Всё никак не могла ему поверить, — и ты же не расскажешь, какой?
— Говорил и не раз, — ответил он, — и тем более нахожу неправомерными твои частые обвинения в том, что я утаиваю информацию.
Я не сдержалась и захихикала:
— Вот дурацкие фейри! Так, блин, оскорбляетесь, когда ваших путаных витиеватостей не понимают!
— Остаётся лишь гадать, чему человеческих детей нынче учат в школе, — удивился Атилас. Его глаза прояснялись: видимо смерть его миновала, а вот насчёт себя я так и не была уверена.
— Чего не знаю, того не знаю, — отозвалась я, — сто лет в школе не была.
— Оправдываешь своё невежество?
Я вздохнула:
— Вам с Зеро серьёзно пора научиться вежливому общению.
— Я вежлив, когда есть ради чего, — ответил Атилас, — а что до Зеро… скажем, чтобы он заговорил вежливо должна появиться более веская причина, нежели чувства одного питомца.
— Ладно, — сдалась я, — но всё равно понятия не имею, о чём ты.
— Ах, — вздохнул Атилас, — я было подумал, твоя человечность заставит тебя пойти трудным путём!
— Каким ещё путём? — вскипела я, — и при чём тут человечность?
— Гордость не позволит мне повторить это снова, — говорил он жёстко, но глаза его смеялись, — знаешь, порой ты такой глупый питомец.
— Что, неужто решил, наконец, что я питомец?
— Нет, — ответил он. Его глаза всё ещё смеялись, но я была уверена, что он смеётся над собой, — больше не знаю, чему верить. Но не стоит позволять такой мелочи влиять на мои действия.
— Не пойму, почему ты мне не веришь, — буркнула я.
— Верю, Пэт, — сказал он, и я, наконец, заметила нож в его руке.
— Вот блин, — охнула я. Чёрт, и откуда он опять нож достал? Мы же уже не в муляже-конструкте! — Атилас…
— Спорить нет смысла, — сказал он, — это действительно единственный способ.
— Ты же говорил, что веришь мне, — только и смогла сказать я. И вот после всего, что я пережила, он просто меня убьёт. Опять.
Только на этот раз взаправду: и Зеро не поможет.
— Ну не нелепица ли? Насколько я знаю, ты не Пэт. Но я поверю тебе.
— Тогда убери грёбаный нож!
— Из тюрьмы лунного света иначе не выбраться, — тихо отчитал меня он и поднялся на ноги.
Я поняла, что отступаю только когда упёрлась спиной в стену. Твёрдую и холодную, на все сто уверенную в том, что она стена.
— И это тоже не выход, — сказал он. Странно, он вроде не шагал, а будто бы парил.
Как ему вообще удаётся ходить после того как всё его тело проткнули миллионы лучиков лунного света? Может поэтому и казалось, что он не касается пола.
Он положил руку мне на плечо, и, если подумать, я должна была расплакаться. Но я не плакала: было лишь тупое чувство опустошённости, от которого все слёзы высохли. В конце концов Атилас оказался не тем, кем я надеялась он был, и плакать тут не о чем. Единственным, что я чувствовала, глядя в его усталые глаза, было сожаление о том, что всё вышло вот так.
Вдруг его пальцы резко сжались, он выдохнул. Я ничего не понимала, но вот его голова опустилась, а сквозь рубашку засочилась кровь. Из его груди торчал нож.