Панси осталась довольна разговором, который она не стремилась начинать, но который как оказалось, принес ей только положительные вести. И весело переключилась на обсуждение последних сплетен, что уже успели появиться в Хогвартсе в начале года.
***
Вторник для Малфоя обещал быть днем открытий. Так думал сам слизеринец. Ночью грядущего дня, когда он не мог заснуть и все ворочался в неудобной школьной кровати, его светлую голову посетила одна очень интересная мысль: вызвать недовольство Поттера.
Сделать это было тем легче, что во вторник, после обеда, у Гриффиндора была тренировка по квиддичу. Ничего не стоило собрать слизеринскую команду и с самым серьезным видом придти на поле, заявив, что вторник — это время тренировок Слизерина. А гриффиндорцы, как всегда, идиоты и слепые, не могут прочитать и запомнить расписание. Как потом выкручиваться из этой ситуации Малфой не придумал, но решил, что разберётся по ситуации. Главное — не испортить мирные отношения с Грейнджер, а там хоть Кальмар выберется из Черного Озера.
Скорее всего, Малфою придется что-то наплести Грейнджер про путаницу между расписанием дежурств и тренировок по квиддичу, а потом, пока она не успеет сообразить, перекинуться на домашнее задание по Алхимии, что они с Грейнджер выбрали в этом году факультативом. Только бы достичь поставленной цели, и вывести Избранного на эмоции. Немало в этой ситуации Драко рассчитывал на Блейза, которому точно понравится это идея.
А пока в спальне Башни Старост начинались первые действия слизеринского «заговора», в окна гриффиндорской девичьей спальни постучался серый филин с пронзительно желтыми глазами семейства Забини. Птица шумно влетела в комнату, оглушительно каркнула, уронив письмо, с фамильярностью посмотрела на получательницу и вылетал прочь, сливаясь с черным небом и оставляя в недоумении Джиневру Уизли.
На вопрос Парвати, от кого Джинни может получать письмо в такое позднее время суток, девушка бессвязно пробормотала что-то о своем брате Чарли, что живет с драконами в Румынии, и с чуть дрожащими пальцами сломала восковую печать без опознавательных знаков, но догадываясь, что письмо было от Гринграсс или Забини.
Блейз, кому поручили написать письмо, в типичной ему шуточной манере известил о следующем:
«Смелая малышка Джинни, не могу сказать, что рад твоему присоединению к нашему благородному делу. Но ты весьма упрощаешь нам задачу, конечно, в своих же собственных интересах, но что же… Мы, слизеринцы, готовы смириться с неожиданной эгоистичностью представителя факультета храброго и доблестного Годрика Гриффиндора. И, чтобы наше сотрудничество было, как можно, менее продолжительным, жду от тебя волшебную карту Поттера и тебя вместе с ней завтра в первом повороте второго коридора нашего любимого Подземелья. Надеюсь, что оно не нагоняет страха и не вызывает мурашек у нашей храброй гриффиндорки!
P.S. В твоих же интересах будет лучшим решением молчать о столь низком падение в глазах твоего родного факультета, как сношение со змеями. Предупреждаю, мы умеем впрыскивать яд и заползать обратно в нору так, что остаемся невидимыми для других.
С наилучшими пожеланиями спокойной ночи и сладких снов
От самого добродушного из змей»
Нравились или нет подобные условия Джинни, и согласна ли она была на них, слизеринцев волновало мало. Они прекрасно понимали, что гриффиндорке уже деваться некуда, и она будет выполнять любые их требования, только бы не получить огласки ситуации, в которую она теперь уже вляпалась. Тем более, что ни Гринграсс, ни Забини не выдадут своих собственных интересов и перевернут все в свою пользу, так и не показав себя. Слизеринец дал ясно это понять, как и письмо обратившиеся в пепел, что зачарованным образом был подхвачен легким ветерком из еще открытого окна и развеян по воздуху.
С мыслями о том, что бы такое придумать, чтобы у Гарри не возникло никаких подозрений, зачем же ей, Джинни, понадобилась карта Мародеров, смелая гриффиндорка провалилась в мучительный сон, который утром одарил ее помятым измученным лицом. Но посеревшее лицо Уизли сразу просветлело, когда, Поттер, занятый первой тренировкой по квиддичу в этот день, что-то рассказывающий Рону, без единого вопроса отдал карту. Дело оставалось за малым: встретиться со скользкими слизеринцами.
***
— Не знаю, — протянул Блейз, когда за завтраком Малфой поделился с ним своим планом. — Это как-то слишком рискованно для слизеринца вроде тебя, Драко.
— Зато как эффективно, — заметил Малфой.
— Ладно, с чего-то же стоит начать. Я скажу нашим. В любом случае, им понравится побесить львят, — Забини хлопнул друга по плечу и, закончив завтрак раньше, итальянец направился на поиски участников команды, сообщить им «изменения» в расписании тренировок.
Погода идеально подходила для тренировок. Ветер совсем отсутствовал, дождливые дни еще не начались, а воздух был еще достаточно теплым в вечернее время.
Гриффиндорская команда полным составом взмыла воздух, не подозревая надвигающейся угрозы, представляемой командой Слизерина, что еще только выходила из Замка в своей бело-зеленой форме во главе с Малфоем и Забини. Вратарь Блетчли перебрасывался смешными и пошловатыми шуточками с Ургхартом — охотником. Крэбб и Гойл обсуждали что-то свое.
— Поттер, сегодня наш день для тренировок, — голос Малфоя, усиленный Сонорусом, раздался по всему стадиону, заставляя некоторых из гриффиндорцев вздрогнуть от неожиданности.
Несколько учениц с младших курсов, что пришли посмотреть на Героев и издать несколько десятков влюбленных вздохов, с интересом посмотрели со своих высоких мест вниз, на поле, где стояли слизеринцы, ожидая, что Гарри Поттер поставит зазнаек и гордецов на место одним своим видом, когда спустится на землю.
— Ошибаешься, Малфой, — Рон, что был ближе всех из красно-золотых, спустился ниже, зависнув в воздухе.
— Все никак не купишь новую метлу, Уизли? Министерство не отблагодарило, как следует, Героев? — вставил Блетчли, что стоял в нескольких шагах позади капитана своей команды.
— Пожирателей не спрашивали, — огрызнулся Рональд.
— Прошу, не переходить на личности, — сказал Блейз, а на его лице промелькнула предостерегающая ухмылка.
— Что вы здесь забыли? Сегодня тренируется Гриффиндор, — сам Поттер снизошел до слизеринцев, не прошло и полувека. Герой спустился на землю, держа метлу в левой руке, а правую подозрительно заведя за спину, что не укрылось от Малфоя.
— Тебя забыть спросили, Поттер, — в своей язвительной манере ответил блондин.
— Не стоит нарываться, Малфой, — угрожающе проговорил Гарри, чуть ли не переходя на парселтанг.
— Думаешь, один Экспеллиармус делает из тебя великого волшебника? А, Поттер? — продолжал выводить из себя Избранного Малфой. — Или снова кинешь в меня Сектумсемпра? — усмехнулся слизеринец.
Остальные участники команды Гриффиндора уже спустились на траву, но не вступали в выяснение отношений, затеянное двумя капитанами. Только перебрасывались взглядами в немом разговоре.
— Так не терпится попасть в Азкабан и встретиться с папочкой? — выпалил Рон и неестественно рассмеялся. На стадионе повисло напряжение сродни электрическому. Обе команды сохраняли молчания, стоя за капитанами.
Забини посмотрел на резко побледневшего Малфоя, сжимающего кулаки и пытающегося держаться, чтобы первым не кинуть заклинанием в гриффиндорцев, изрядно осмелевших после Войны и не пренебрегающих оскорблениями в сторону проигравшей стороны, пусть даже многие из слизеринцев не придерживались взглядов Волан-де-Морта, а просто желали выжить, никто не хотел брать этого в расчет и жалеть за незавидную учесть отпрысков чистокровных семей, своей приверженностью светлой стороны скрывая зависть, что таилась в сердцах многих полукровок и магглорожденных, которые не только не вписывались в мир волшебников из-за его полного или частичного незнания, но и бедности, что была неотъемлемой частью жизней многих из них.
— Предатель собственных друзей подал голос? — сквозь плотно сжатые зубы парировал Малфой. Он вспомнил, как на во время суда над ним, когда Грейнджер давала показания в его защиту и открыла некоторые воспоминания, промелькнули те, что явили предательскую натуру младшего из братьев Уизли, сбежавшего в самый трудный момент, а своим возвращением способствовщий попаданию Золотого Трио в Малфой Мэнор. До сих пор Драко чувствовал горечь и обиду, что исходили в тот день, в Визенгамоте, от транслируемых Грейнджер воспоминаний.