– Это всего лишь глюкоза – единственное, что способен в данный момент принять твой организм, потому что ты его так замучила, что он отторгает пищу, - видимо ему надоедает со мной возиться, поэтому он просто, обхватив мои ноги под коленями, заваливает на свое плечо и стаскивает с подоконника.
- Ложь! - воплю я, - лучше умереть, чем наркоманкой стать, - дергаю его за футболку, пытаясь оторвать капюшон.
- Вот чокнутое существо! Умереть еще успеешь, - несильно шлепает меня ладонью по ягодицам, от чего я вытягиваюсь столбиком на его плече и возмущенно приоткрываю рот. А Дарен тут же обрушивает меня на кровать, и чтобы не сбежала, садится верхом. Удерживает запястья рук над головой.
- Слезь с меня, чудовищ! - трепыхаюсь, стараясь выползти из-под него. Но он нависает надо мной, как скала, вжимая тело в матрас.
- Перестань истереть! - шипит мне в лицо, обжигая холодными бирюзовыми глазами. – Сейчас весь дом на крик прибежит! – рукой подхватывает стеклянный флакон, одиноко лежавший на краю постели. - Это обычная глюкоза! - сует этикетку мне под нос. – А я на пятом курсе медицинского, капельницу поставить могу, да и не только. Поэтому если будешь визжать, еще и клизму для порядка сделаю, - ругается, - так что просто лежи спокойно и не брыкайся, а то будет больно, - встряхивает меня.
Я фокусирую зрение, читаю состоящую из больших букв надпись: «Глюкоза. Раствор для инъекций 40%». Потом перевожу на Дарена вопросительный взгляд, а он поучительно качает головой. Я снова смотрю на бутылочку, пытаюсь проверить, не ошиблась ли.
И тут меня накрывает волна самобичевания. Я виновато поджимаю губу и крепко зажмуриваюсь, понимая, что стала звездой бесплатного цирка. А Дарен тут же отпускает меня и слезает с постели.
Когда он вводит в вену катетер, я отворачиваюсь в сторону, боясь смотреть. Но к радости боли не чувствую, только немного щиплет. Дарен ставит флакон на штатив капельницы и еще что-то вливает с помощью шприца прямо внутрь пластикового шнура.
- А это зачем? - пищу я, указывая на иглу. Парень переводит на меня взгляд, недовольно сжимает рот.
- Успокоительное, чтоб тебя Кондратий не хватил, - прищуривается, - а то ты сегодня в ударе, - и, обойдя кровать с другой стороны, садится на мою постель. А я тревожно сглатываю, не зная, что от него ждать.
Он нагло ложится на спину рядом со мной, подсовывает руки под голову. А я тут же сажусь, как болванчик неваляшки. Придерживая катетер, чтобы не вылетел, пытаюсь отодвинуться на край постели.
Покосившись на меня и брезгливо фыркнув, он заявляет:
- Я тоже устал и хочу спать, - прикрывает глаза, зевает, - или ты считаешь, я должен на кресле спину ломать, пока капает лекарство, - скрестив руки на груди, отворачивается в другую сторону
Просидев так с минуту, словно косуля на водопое, ожидающая, что хищник кинется в любой момент, я все-таки ложусь. Но наблюдать за врагом не перестаю, хотя так хочется спать.
А вдруг сейчас прикрою глаза, а он набросится. Поучает недоверчивое подсознание. Поэтому терплю, мучаюсь.
По венам потихоньку разливается тепло, а голова тяжелеет. Желудок отпускает, и я быстро согреваюсь под мягким покрывалом. Ресницы моргают все реже и реже. И сама не замечаю, как провалилась в сон.
Просыпаюсь как-то резко, неожиданно для себя самой. И сразу не могу включиться, понять, где я, какое время суток, и что сон, а что явь.
В комнате еще совсем темно, только свет луны падает из незашторенных окон. Обстановка спальни мне сначала кажется незнакомой, слишком красивой для моего мира. Но в голову быстро возвращаются воспоминания. И первым делом я дергаю руку, где была капельница.
Катетера в вене уже нет, а кронштейн стоит в дальнем углу спальни. Дарен так и спит рядом, отвернувшись от меня в противоположную сторону.
Зато я поражаюсь сама себе. Я лежу лицом к нему, плотно вжавшись в его спину. Моя левая рука почему-то крепко сжимает край его футболки, а нос упирается ему в волосы. А пахнет он, должна заметить, очень необычно и вкусно: некое сочетание черной смородины со льдом.
Пока он витает в мире иллюзий, я тихонько приподнимаюсь над ним и заглядываю в лицо, чтобы лучше рассмотреть. Губы небольшие, но такой красивой формы, что женщина позавидует. Волосы растрепаны, один локон падает на ресницы. Легкая небритость придает мужественность его образу. И хоть делает лицо грубее, совсем не портит.
Красивый! Нет смысла врать. Я склоняю голову на бок и неосознанно тяну пальцы к волосам, чтобы убрать с лица отбившуюся прядь, разглядеть получше рядом спящего мужчину.
- Хватит на меня таращиться, - он неожиданно распахивает ресницы и сонно смотрит на меня.