— На двух…
— Каких?
— «Тойоты»… — Стасис закатил глаза, припоминая. — «Короллы»…
— На территории фирмы нами была обнаружена только одна «Тойота»! злорадно выпалил Крийзиман, глянул на один из листиков на столе. «Тойота-Краун». Где же сейчас пребывают упомянутые вами?
Стасис медленно повернулся в его сторону, одарил взглядом, преисполненным искреннего сострадания: «Бедняжка. Он ведь всерьез надеется, что задаст исключительно каверзные вопросики».
— Вариант «А»: сгорели в адском пламени; вариант «В»: взяли и уехали; вариант «С»…
— Хватит, Петраускас, — усмехнулся Радченко. — Давай дальше.
Стасис устало вздохнул, постучал пальцами по лакированной крышке стола.
— Уговорили они меня делать ремонт именно сегодня… Хотя я очень не хотел: не выспался.
— За сколько уговорили? — язвительно полюбопытствовал Крийзиман.
— Конфетку дали, — на сей раз Стасис даже не повернулся в его сторону.
— Когда все наши расползлись, говорят: «Бить будем, потому что кое-кому ты не правишься, и он за тебя хорошие „бабки“ выложил».
— Назвали его? — насторожился Радченко.
— Нет.
Некоторое время следователь ждал продолжения, но Стасис молчал.
— А дальше-то что?
— Ну, а что мне, по-вашему, делать после такого сообщения? Сложить лапки по швам и доложить: «„Груша“ готова, хлопцы!»?
— Чем закончилось?
— Уложил я их — чем же еще? Может, с кем и переборщил чуток — так их же пятеро было против меня одного. Последний вообще тяжелым оказался — пока не ломанул ему пару косточек, ни за что лечь не соглашался!
— И потом ты ушел?
— Ну да! И вообще: если бы я их прикончил, спал ли бы после этого дома?
Только тупица…
— Всякие бывают, — махнул Радченко. — Года два назад был случай, когда один семнадцатилетний мерзавец зарезал приятеля — семь ножевых ран — за девятисотрублевый должок. Родители жертвы, между прочим, в это время смотрела телевизор в соседней комнате. И взяли его на следующее утро из постели…
— Так то ж идиот.
— Но никто до случившегося этого не замечал. Радченко протянул Стасису пачку «Экстры», взглянул на него с возросшей симпатией.
— Спасибо, — кивнул тот, неловко бряцая наручниками, прикурил от протянутой противным Крийзиманом зажигалки.
— Допустим, — вздохнул Радченко, — так все и было. Тогда кто и, главное, зачем убил тех парней, после твоих усилий ставших абсолютно безопасными?
— Это уж вам выяснять. Может, заказчик? Ну, скажем, недоволен остался…
— Он бы сам с тобой разобрался, коль уж ас побоялся в «мокрое» вляпаться.
— Кстати, — оживился Стасис, — судя по всему, он имел связанные со мной какие-то неприятности. Бугаи те сказали, будто предупреждены, что я не «фантик» из первого «А».
Радченко озадаченно почесал затылок:
— И тебя их сообщение не навело ни на какие размышления?
— Была у меня за последнее время пара стычек… Чисто случайных — я этих людей раньше никогда не встречал.
— Что за люди?
— Болваны какие-то. Первый раз я им натрескал, когда они приставала к подруге моего детства. Второй раз — совсем уж недавно — опять-таки совершенно случайно повстречались на Поцелуйке…
— Ты смог бы опознать их?
— Запросто.
Радченко задавил окурок.
— Хорошо. С этим мы разберемся. Но с убийствами намного сложнее. Кроме неясности чьих-либо иных мотивов на месте не обнаружено никаких подкрепляющих твою версию следов.
— Здорово! — просиял Стасис. — Вот уже и есть одна примета — ищите человека в перчатках.
На следующий день Стасиса повезли на следственный эксперимент. Сидя в душном фургоне полицейского «козлика» в обществе смешно сурового, совсем молодого констебля уголком губ он улыбался счастливой перспективе хоть пару часов побывать в знакомом и совсем не похожем на камеру месте. Его охранник по-своему истолковывал блеск в глазах опасного подозреваемого и не убирал руку с колена ни на секунду, готовясь в любой момент залезть в предусмотрительно расстегнутую кобуру.
Однако порадоваться смене обстановки Стасису особенно не дали. Если немного симпатизировавший ему Радченко пытался вести дело не спеша, как бы основательно, то мерзкий Крийзиман рвал и метал — выслуживался, зараза. В результате его стараний все дело ужали до сорока минут.
— Так, везите его обратно! — приказал вислоусый служака. — Он нам больше не нужен, пусть в «номере» прохлаждается.
Он никак не мог забыть Стасису эксцесс с соседями по первой камере, когда трое старожилов стали объяснять новичку что-то про мужское братство, маму и одну общую сиську, а тот их не понял и, недолго думая, уложил «спать». Конечно, можно было бы приписать наглому Петраускасу еще один пунктик в его славное дело. Но вмешался Радченко, который все старания помощника зарубил, а задержанного просто перевел в другую камеру, где он и пребывал ныне в сладком одиночестве, посмеиваясь над Крийзиманом и неудавшимися попытками его запугать…
В обратную дорогу Стасису выделили нового провожатого — здоровенного мордоворота, какие обычно от не фиг делать гнут подковы да гвозди кулачиной забивают. Первому «ангелу-хранителю» пришлось срочно сорваться в больницу, куда с сильным отравлением угодила вдруг его жена.
Минут пять охранник и его подопечный тряслись в фургоне, искоса поглядывали друг на друга и изо всех сил изображали расслабленный вид.
Правда, Стасис и в самом деле не слишком напрягался, ибо ничего дурного от констебля Голованько не ожидал.
Но в один прекрасный миг тот вдруг подскочил к парню, повалил его на скамью и обхватил шею потными лапищами.
— Теперь тебе точно конец, ублюдок зеленый, — пробасил он, усиливая охвативший Стасиса ужас вонью из годами нечищенной пасти.
На какое-то время Стасис растерялся и обмяк. Хрипя сдавливаемым горлом, он с тоской думал лишь об одном: «Чего это все так навалились на меня? Уже и менты почитают за честь ухайдакать бедного Петраускаса!»
Стало вдруг так обидно за себя! Такая ярость вдруг вскипела в сжавшемся от боли и самосострадания сердце!
«Ну уж нет! Скорее вы все передохнете, чем случится что-либо со мной!»
Стасис напрягся всем телом и рванулся, выворачиваясь из-под тяжеленной туши набок. Маневр был неожиданен и иррационален, что вполне удался ослабляя на пару секунд железную хватку лапищ, констебль оказался на боку и предоставил жертве некоторую свободу действий. Если данное применимо к человеку в наручниках…
Стасис, кстати, о своих ручках не очень-то переживал. Он пихнул 6угая коленом в дряблый живот, с любовным трепетом прислушался к выразительному хрюканью и для большего эффекта повторил удар. На сей раз Голованько охнул, закатил глаза, но слабеющих рук с шеи парня все равно не убирал.
Тогда Стасис рванул головой, освободил шею и упал со скамьи на холодный, грязный пол фургона. Вставание на колени заняло у него некоторое время, ибо машину изрядно мотало. И как только он поднял лицо, в лоб ухнул тяжеленный квадратный кулак, заваливший его обратно на спину.
— Прыткий, гаденыш, — оценил констебль, делая шаг к Стасису.
Не тратя времени на ответные любезности, гаденыш вновь пустил в ход ноги; подцепил ступней щиколотку нагибающегося над ним верзилы и пяткой другой ноги толкнул его под колено. Голованько взмахнул руками-кувалдами, не удержался и, ударившись затылком о стальную стену, рухнул в угол фургона.
Стасис приподнялся на локте, опасливо глянул туда — никакого движения.
Не доверяя первому впечатлению, он подполз к раскинувшему конечности мучителю и разглядел его вблизи. Тот едва заметно дышал и не подавал никаких признаков работы сознания.
Стасис облегченно выдохнул — он ожидал куда более длительной и напряженной борьбы.
Однако на радостные переживания времени не было. Он спешно обшарил кармины Голованько, нащупал висящую на брелоке связку с ключами и дрожащими руками расстегнул наручники.