Стали даже забывать при Адриане по-немецки говорить, когда переведем, когда нет.
Как-то всем классом поехали на теплоходике по Москве-реке. Погода была чудесная, настроение у всех замечательное. Лето уже чувствовалось во всем, конец учебе, все уже мечтали о каникулах. Бесконечно обсуждали, кто куда поедет, что кто будет делать летом. Адриана всю дорогу была с нами. По-немецки мы в этот день не говорили вообще, в конце концов не в школе же, отдыхаем. Сколько можно мучиться? Правда, рядом с нашей иностранкой всю дорогу были или я, или Ленка Старостина, или Наташка Зверева. И как мы думали, общий смысл наших девчачьих разговоров мы до нее доносили. В какой-то момент мне показалось, что ее постоянная улыбка с грустными глазами стала еще более печальной.
Но для всех было полной неожиданностью, когда она вдруг разразилась страшными рыданиями. Мы все притихли сначала, потом начали выяснять, что случилось. Может, живот заболел, или дома что не так? Адриана плакала так горько, что отвечать нам не могла. Прибежала испуганная Фаина:
– Что вы ей сказали? С ума сошли? Это ж международный скандал!
– Да ничего мы ей не говорили. Ирка кино вчерашнее рассказывала. Смотрели, Фаина Иосифовна, Олег Видов в главной роли?
– Какой Видов?! Адриана, в чем дело, что случилось? – Фаина перешла на немецкий язык. Та только мотала головой. Невозможно было слушать эти жуткие всхлипы.
Первой нашлась Зверева.
– Так, Адриана, ну-ка пошли.
Она взяла нашу иностранку под руку и повела ее умываться.
– За нами не ходить. Сейчас все выясню.
Все оказалось очень просто. Адриана просто не понимала, о чем мы говорили. То есть суть-то ей переводили, а то, что мы хохотали беспрерывно при каждом слове, этого она понять не могла. Да и даже не в этом дело. Просто она устала, устала жить все время в чужом языке, не понимая нюансов, не понимая, когда про нее говорят, когда про ее родину, а когда все это к ней не имеет никакого отношения. Устала напрягаться.
Нам никогда не приходило в голову, что чувствует эта, по сути, еще маленькая девочка, скитающаяся уже три года по чужим домам, по чужим мирам. Все, что дорого, осталось там. Ни подруг, ни друзей. Одна, всегда одна. Для нас она была красивой игрушкой, и мы не видели за этой яркой оболочкой и всегда одинаковой улыбкой большого и израненного сердца. Нам не приходило в голову, как Адриана страдала, и эта грусть в глазах – это не просто так. А главное, ей хотелось быть с нами, зачем-то же ездила она с нами на эти речные прогулки. Но у нее не получалось. И мы не могли, или не хотели ей помочь.
Нам было стыдно. Мы не знали, как ситуацию исправить. Действительно, нас много, мы вместе, а она совсем одна. Нужно было что-то придумать. И мы придумали. Мы решили изучать испанский язык. Учительницей должна была стать, естественно, Адриана. И сразу образовался мостик между нами. Теперь уже мы что-то не могли запомнить, или неправильно произносили слова, и хохотала уже Адриана.
В итоге были выучены основные испанские выражения и любовная серенада, которую мы с упоением исполняли на всех наших школьных вечерах. Адриана, как и прежде, улыбалась, слушая наше исполнение, но уже без грусти в глазах. Петь с нами отказалась. Она была удивительно стеснительной. Но слушала нас с удовольствием, ходила с нами на все концерты. И, объявляя эту испанскую песенку, мы все время называли имя Адрианы.
В один день она пропала, просто не пришла в школу. Нам сообщили, что обстановка в Чили изменилась, отца срочно вызвали обратно. Мать с дочерью решили, что их долг быть рядом с ним.
Больше мы не встречались. Все новости из Чили обсуждались всем классом. Эта страна стала для нас близкой и понятной. Мы вспоминали часто в наших задушевных беседах Адриану и те ее горькие слезы. Это было для нас еще одним большим жизненным уроком. Как можно обидеть человека, совсем не желая этого. Просто проявив маленькую нечуткость.
Будь счастлива, Адрианa. Ihasta luego!
Москва – Берлин
Неужели я все-таки еду в Берлин? Нет, это совершенно невероятно, ну прямо сказка какая-то. Я – обычная московская девятиклассница! Нет, это сон! Или все-таки не сон? Вроде не сон. Сидим на собрании с родителями. Обсуждаем предстоящую поездку. Завуч вещает про ответственность, про доверие, про то, что страну бы не осрамить и денег сколько давать. Родители лихорадочно все записывают. Вечером дома работу со мной проводить будут, чтобы никого не опозорила. Или думать, где деньги брать. Да нет, все-таки деньги это не самая серьезная проблема. Ой, сколько всего сложного-то, если нашего завуча послушать! И как одеваться, и сколько сувениров брать. Что можно, что нельзя. Что немцы любят, на что обижаются. Нет, ну это мне не постичь никогда. Даже если все мама и запишет правильно, разве ж это выучить. Обязательно где-нибудь что-нибудь ляпну. Смотрю – все присутствующие выглядят как-то напряженно, никто не улыбается. Все, видимо, начали побаиваться этой, такой выстраданной, поездки. А вдруг опозорятся? А стоило ли так за эту нервотрепку биться-то?