Бегу обратно к машине так быстро, как только могу — дети все еще спят, слава богу. Хватаю старый бинокль Коннора и мчусь обратно к берегу с колотящимся сердцем в груди, лихорадочно всматриваюсь в линзы, чтобы найти Салли и Линнемана, но все, что могу видеть: бушующее, сердитое, серое море и бурлящее, сердитое, серое небо.
Прошло десять минут. Пятнадцать. Двадцать.
Никаких признаков лодки. В воде никого не видно. Майкл и его друг помогают парню из «Скорой помощи», который наконец-то очнулся и вытирает порезы на лице из медицинской сумки, стоявшей у его ног. Страх и тошнота скручивается внутри меня, как змея, и я снова иду вниз по пирсу, считая ступеньки, стараясь не паниковать.
— Насколько там глубоко? — спрашиваю я. — Они не так уж далеко отсюда. Почему никто из них до сих пор не смог доплыть до берега?
Майкл открыл было рот, но тут же закрывает его, явно расстроенный. Вздыхает.
— Все не так просто, Офелия.
— Там очень глубоко, — говорит парень, промывая порезы. — Весь остров — это вулкан. Земля уходит прямо под воду. Скалы спускаются на сотни футов. А как далеко вы можете плыть, мисс?
— Даже не знаю. Точно больше шестисот футов.
— В открытой воде? В шторм? В такой мороз? В темноте? Я так не думаю.
Это довольно быстро заставляет меня замолчать. Он прав. Может быть, в бассейне я смогла бы проплыть шестьсот футов. Даже больше. Но с такими условиями, как были там…
— Если бы люди попали в воду, они, вероятно, попытались бы доплыть до берега, но им бы это никогда не удалось. Вода слишком бурная, но что еще важнее — ледяная. В такой воде можно продержаться всего несколько минут. — Кем бы ни был этот парень, его поведение было отвратительным. Он едва взглянул на меня, когда говорил, сердито прикладывая ватный диск к губе. Мужчина примерно моего возраста, под тридцать, и его Бостонский акцент говорит мне, что он не местный.
Майкл кладет руку мне на плечо, предупреждая взглядом: наверное, это не очень хорошая идея для тебя быть здесь прямо сейчас. Если бы обстоятельства были другими, то возможно бы послушала его, но я истощена. А поиски Салли и Линнемана куда более насущная задача. Прохожу мимо мужчин, направляясь до конца пирса, задерживая дыхание так долго, как только могу, как будто это могло как-то помочь успокоиться.
Смотрю в бинокль, вглядываясь в море, и жду. Серое, белое и черное тянется, кажется, бесконечно. Наконец я вижу, как что-то движется по воде. Лодка? Нет, камень. Нет, наверняка... это лодка, несущаяся вглубь острова. Сначала не могу разглядеть, сколько людей на борту. А затем могу различить очертания одного человека. Только одного. Лодка слишком далеко, чтобы понять, кто это: Линнеман, Салли или кто-то еще. Бегу со всех ног на пляж, с грохотом проносясь по пирсу мимо Майкла и двух других парней.
Лодка быстро приближается. Замедляет ход, приближаясь к берегу, но все еще движется очень быстро. Прорезая волны, почти вылетает прямо из воды, ударяясь о землю. Линнеман первым перелетает борта лодки.
— Быстро. Вытаскивайте их, — кричит он.
Руки повсюду. Тела толкаются и пихаются. Ледяная вода пропитывает мои ботинки, ноги мгновенно покалывает от боли. Вода доходит мне до колен, а потом и до пояса.
— Офелия, вернись. Мы справимся. Пожалуйста! — Майкл толкает меня обратно на берег. Я спотыкаюсь и падаю в воду. Чьи-то руки помогают мне подняться, а затем тела поднимают над бортом лодки.
Обледеневшие.
Промокшие.
Безжизненные.
— Кто-нибудь умеет делать искусственное дыхание? — кричит Линнеман. — Кто-нибудь, начинайте проверять пульс.
Потом появляется Салли.
Он весь мокрый, волосы прилипли к голове, тяжело дышит, тонкая белая футболка прилипла к его телу, задравшись сзади, обнажая две длинные кровавые царапины и пятно красной кожи. Он перелезает через борт лодки, а затем каким-то образом ухитряется поднять еще одного человека позади себя, перекинув его через плечо, как мешок с мокрым цементом. Увидев меня, он бежит по воде в мою сторону.
— Не стой без дела, Лэнг. Давай. Соберись. — Схватив меня за руку свободной рукой, он начинает вытаскивать меня из воды за собой.
Я спотыкаюсь и падаю, едва поспевая за ним, но вот уже вся мокрая стою на коленях в песке, а Салли берет мои руки и кладет их на безжизненного человека, которого положил передо мной.
— Вот так, — говорит он. — Соедини руки вместе и нажимай. Вверх-вниз, вверх-вниз. Не останавливайся, пока я не вернусь.
Продолжаю нажимать своими переплетенными руками вверх и вниз на груди парня, как он показывал мне, ошеломленная, не в силах произнести ни слова, а Салли бежит назад тем же путем, которым мы пришли. На нем нет башмаков, ноги босые. Он снял их в лодке? Или потерял в океане? На моей руке кровь. Кровь на песке рядом со мной, там, где он только что стоял.
Раз, два, три, четыре.
Раз, два, три, четыре.
Раз, два, три, четыре.
Раз, два, три, четыре.
Продолжаю нажимать, не смея остановиться. Рев мотора лодки снова оживает, и когда я поворачиваюсь, оглянувшись через плечо, Салли и Линнеман уже снова подняли лодку на плечи, направляясь назад в океан.
— Они ведь вернуться? — Я оглядываюсь вокруг, ища кого-нибудь, кто объяснил бы мне, что, черт возьми, происходит, но люди на пляже отчаянно бегут к машинам, неся одеяла, неся тела, делая искусственное дыхание, как и я, и никто меня не слышит.
Раз, два, три, четыре.
Раз, два, три, четыре.
Раз, два, три, четыре.
Раз, два, три, четыре.
Смотрю в лицо лежащего передо мной человека. Его губы посинели, приоткрылись, обнажив белые зубы. Кожа испещрена морщинками. На вид, ему лет шестьдесят с лишним. Может семьдесят. Сколько бурь он пережил в этих водах? Сколько раз он чуть было не расставался с жизнью, но возвращал ее обратно?
Я впадаю в транс. Продолжаю давить вверх и вниз грудь незнакомца, пока мои руки не начинают гореть и болеть, и чувствую, что не могу продолжать еще мгновение, но затем продолжаю еще немного.
Приехала еще одна «Скорая помощь», а потом раздается звук, похожий на барабанный бой, на биение моего сердца, стук лопастей по воздуху, и все смотрят вверх с облегчением. Вертолет «Скорой помощи», ярко-красный с белым, спускается с небес, как разгневанный Архангел. Санитары выскакивают из вертолета, перекинув сумки через плечо, и рассыпаются по пляжу.
— Мэм? Мэм, благодарю вас. Если вы отойдете на минутку, я смогу взглянуть на него. — Молодой парень, стоящий передо мной, не выглядит достаточно взрослым, чтобы профессионально спасать жизни. Однако он, кажется, точно знает, что делает, когда опускается на колени и начинает проверять жизненно важные показатели.
— Пульса нет. Как давно вы делаете искусственное дыхание, мэм?
Небо, словно разверзлось, и яркий, белый свет пронзил мрачное утро, ненадолго осветив пляж, прежде чем облака снова сомкнулись.
— Мэм?
— Хм?
— Как давно вы делаете искусственное дыхание?
— Не знаю.
— Он был в сознании, когда его вытащили из воды?
Я отрицательно качаю головой.
— Мне очень жаль, мэм. Этот человек мертв. Могу я вас проверить? Вы были в воде?
— Нет. Нет, я в порядке. Я... — Мой мозг отключился. Все было снимками, неподвижными кадрами, маневрирующими и прыгающими вокруг, на которых трудно сосредоточиться. Санитар накинул мне на плечи одеяло из серебристого, сморщенного материала и усадил на скамейку у пирса.
— Оставайтесь здесь, мэм. Кто-нибудь придет проверить вас через минуту, хорошо? — Молодой медик умчался, а я сижу неподвижно, пытаясь понять, что происходит.