Закрываю глаза и мысленно прокручиваю оставшуюся часть пути домой, точно зная, когда машина накренится и повернет влево или вправо. Точно зная, когда мы свернем на нашу улицу и на нашу подъездную дорожку.
— Джордж, кажется, мы пропустили еще одну посылку, — говорит мама, выходя из машины.
Конечно же, к входной двери приклеена наклейка «Юнайтед Парсел Сервис» «Извините, мы не застали вас», нижняя половина которой трепещет на ветру.
— Это, наверное, мои новые рыболовные снасти, — говорит папа, оглядываясь на меня через плечо и шевеля бровями.
Он любит свою рыбалку почти так же сильно, как любит маму. Однако его навязчивая идея каждое утро вставать ни свет ни заря и стоять на пирсе сводит маму с ума. Она не видит смысла в том, чтобы часами сидеть там, ждать, тратить время (а ее понимании) на то, чтобы ловить рыбу, которую он даже не мог принести домой, почистить и съесть, потому что вода недостаточно чистая. Папе доставляет невероятное удовольствие заводить ее рассказами о том, что он купил новую катушку или новый набор поплавков.
Слышу, как мама ругалась себе под нос, когда снимает наклейку с двери, быстро просматривает записку, все время угрожая физической расправой, если папа даже посмеет потратить деньги, которых у них не было на рыболовные принадлежности.
— Это не для тебя, Джордж. Это для Офелии, — говорит мама. — В описании говорится о юридических документах.
За последний год я получила довольно много таких писем по почте. Мое бракоразводное соглашение с Уиллом заняло некоторое время — ублюдок пытался выманить у меня больше денег, чем имел право — поэтому документы на развод пришли совсем недавно. Я подписала их и отправила, думая, что на этом все закончилось. Что сейчас произошло такого, о чем я не знаю?
— Хочешь, я схожу и заберу пакет? — спрашивает мама.
Парень в пункте выдачи «Юнайтед Парсел Сервис» дальше по улице работает там в течение многих лет и знает нас всех по имени. Так что было обычным делом, забирать почту и пакеты друг для друга, если мы были в том районе.
— Нет, все в порядке. Пойду, прогуляюсь. Нужно размять ноги. — Я была на ногах весь день, но мне не хочется идти в дом прямо сейчас. Кроме того, ходьба всегда помогала мне прояснить голову.
В пункте выдачи Джейкоб сидит за своим столом и ест что-то похожее на сэндвич с бастурмой. Увидев меня, на его лице появляется чувство вины.
— Только не говори Бетт, — просит он, смущенно улыбаясь. — Она будет следить за моими калориями каждый день, если узнает, что я не ем салат на обед. Мой холестерин зашкаливает.
Делаю вид, что застегиваю молнию на губах и выбрасываю ключ.
— Она никогда не услышит этого от меня, — уверяю я его. — Но тебе, наверное, следует выбирать салат, Джейкоб. Эта форма выглядит немного тесноватой вокруг живота.
Привыкший к поддразниваниям время от времени, Джейкоб просто закатывает глаза.
— Как я понимаю, ты пришла за конвертом, который я не смог доставить раньше?
— Да, сэр.
— Тогда присмотри за моим сэндвичем, пока я схожу за ним. И не вздумай укусить. — Джейкоб тяжело поднимается со своего места и исчезает за дверью, вернувшись лишь через несколько секунд с конвертом в руках. Он толщиной по меньшей мере в дюйм, намного тяжелее, чем я могла бы себе представить любую бракоразводную документацию. — Этим можно убить человека, если уронить ему на голову, — констатирует Джейкоб. — И что там такое, девочка?
— Понятия не имею. Я думала, что это адвокатские бумаги от Уилла, но... — Нахмурившись, беру у него конверт. — У меня такое чувство, что это что-то совсем другое.
Расписываюсь в получении и оставляю Джейкоба, хотя и знаю, как ему не терпится узнать, что находится внутри конверта.
Когда возвращаюсь домой, мама и папа во дворе, разговаривают вполголоса. Всякий раз, когда они это делали, меня охватывал ужас — это означало, что случилось что-то плохое. Вероятно, что-то связанное с деньгами. Может быть, еще одно письмо по почте. Либо телефонный звонок от сборщика долгов. Это было хуже всего. Они заставляли нас нервничать в течение нескольких дней, и мы все переоценивали те небольшие активы, которые у нас были, пытаясь найти деньги, чтобы расплатиться с ними.
Оставляю их наедине. Нет смысла заставлять их чувствовать себя еще более неловко, чем они уже чувствовали. Вместо этого тихонько поднимаюсь по лестнице и запираюсь в своей комнате. Понятия не имею, что внутри конверта, который я крепко держу в руках, но у меня такое чувство, что в нем не было ничего хорошего. Осторожно понемногу срываю печать, мне приходиться приложить усилие, чтобы заставить себя открыть конверт полностью.
Внутри: две фотографии, мальчик и девочка.
Два файла в пластиковых папках: Коннор Флетчер, 7 лет. Эми Флетчер, 5 Лет.
Сине-бело-красный деловой конверт «Американ Эйрлайнс». Внутри билет на рейс бизнес-класса в аэропорт округа Нокс, датированный послезавтрашним числом.
Внизу, под всей этой сбивающей с толку информацией, одна рукописная записка.
''Офелия,
Уверен, у тебя было достаточно времени, чтобы обдумать предложение. Мои дети не такие, как я. Они молоды и хрупки, и скучают по своей матери. Дети нуждаются в правильном наставничестве, а также в надежном друге. Ни Коннор, ни Эми никогда не были в Козуэй. Они ничего не знают о мире за пределами Нью-Йорка и дома, в котором жили со своей матерью и мной. Если бы ты помогла им (и мне) во время этого огромного переходного этапа, я был бы бесконечно благодарен.
С уважением,
Ронан Флетчер.''
ГЛАВА ПЯТАЯ
Козуэй
Еще один самолет. Еще одно путешествие. Двух дней было недостаточно, чтобы привести мои дела в порядок. У меня даже не было времени, чтобы переосмыслить свое решение согласиться на эту работу. Возможно, таков был план Ронана с самого начала, чтобы поставить меня в тупик, попросив прыгнуть в самолет через сорок восемь часов после того, как он предложил мне эту должность, чтобы у меня не было времени взвесить свои варианты или струсить. Уверена, что именно это и произошло бы. Если бы у меня было достаточно свободного пространства, я бы отговорила себя от этого. Остров Козуэй слишком далеко. Что, если что-то случится с мамой, или папой, или с рестораном?
Мама расплакалась, узнав о билете на самолет и досье на детей. Она чувствовала себя виноватой, не хотела, чтобы я уезжала из-за чувства долга. Папа снова и снова повторял, что мы как-нибудь разберемся, если не захочу уезжать, но видела по его лицу, что он вздохнул с облегчением. Если бы я сделала это, продержалась шесть месяцев на крошечном острове в глуши, то вернулась бы домой с достаточным количеством наличных денег, чтобы решить все финансовые проблемы с рестораном, и, вероятно, осталось бы достаточно, чтобы сделать небольшой ремонт, немного украсить место. Если этого не сделаю, то заведение пойдет ко дну, и это факт. Два, может быть, три месяца — именно столько мы могли бы протянуть, наскребая денег, чтобы сохранить заведение открытым еще на один день.