Нэнси засмеялась.
— Вряд ли вечеринки устраиваются с такой целью.
— Думаешь, нет? — с надеждой произнес Джордж.
— Когда станет известно о разводе, ты тут же превратишься в Сатану. Все начнут твердить: «В нем всегда было что-то подозрительное. Эти бегающие глаза…»
Джордж опешил.
— Ау меня бегающие глаза?
От ее смеха у него что-то перевернулось в животе.
— Это я так, для примера, — объяснила Нэнси. — Может, они ничего такого и не скажут.
— Думаешь, нет? — Джордж чувствовал, как отвлекается от своей задачи. — А что тогда?
— Откуда же я знаю? — Его собеседница снова засмеялась. Почему она все время смеется? — В любом случае ты уже скоро отстреляешься, правда?
— Да. — Нэнси определенно не нужно докладывать о том, что Джордж будет здесь ночевать. Ведь он собирается порвать с ней.
Правда, он еще не приступил к объяснениям. Еще чуть-чуть.
Сейчас Нэнси не догадывается, что он ее бросает. Ее можно за это простить.
Джордж остановил взгляд на крючке, висящем на бельевой веревке. Он блестел, раскачивался на ветру и без прикрепленной к нему пиньяты выглядел зловеще.
— Нэнси, мне надо с тобой поговорить.
— Я рада, что ты позвонил. Из-за того, что ты там находишься, я чувствую себя неуютно.
Джордж посмотрел на свои ноги:
— Мне становится не по себе. Из-за нас.
— Что?
— Это семейное торжество напомнило мне, что все еще свежо. Мне пока рано завязывать новые отношения. Нам нужно расстаться, пока мы не вросли друг в друга.
Нэнси ждала.
Ничего не говорила.
«Ты не виновата».
Этого он не сказал. Хотел, но не сказал.
— Я уже чувствую себя виноватым за то, что могу подвести тебя в будущем, хотя на самом деле я должен думать о себе. Мне нужно разобраться, чего я хочу, но я точно не хочу быть мерзавцем — ни сейчас, ни потом. Я немного увлекся, пора одуматься. Ради нас обоих.
Джордж подождал.
Через некоторое время он посмотрел на экран телефона, чтобы убедиться, что не нажал случайно на кнопку «Без звука».
Ничего.
Он снова приложил телефон к уху.
— С моей стороны нечестно продолжать с тобой отношения. Я еще не готов.
— Может, я сама буду решать, что для меня честно, а что нет? — Смех в голосе Нэнси исчез без следа.
— Конечно.
— Не говори мне, что не хочешь меня обижать, и не надо относиться ко мне как к ранимой женщине, которая спала с негодяем и он ее использовал; нечего делать вид, будто оказываешь мне услугу…
— Ничего такого. Просто я долбоеб. Ты заслуживаешь лучшего.
— Заслуживаю, — безучастно повторила Нэнси.
— Несомненно, — подтвердил Джордж.
— Бросая меня, ты хочешь выглядеть благородно и думаешь, если станешь поносить себя, твой поступок станет менее гадким?
— Конечно, нет. — О, Нэнси правильно оценила его поведение.
— Как ни обставь свой поступок, ты все равно выглядишь не героем, а полным дерьмом.
Такой поворот заставил Джорджа остановиться.
— Временно, если мы расстанемся сейчас.
— Нельзя быть дерьмом временно.
— Прости, что обидел тебя.
— Снова играешь в благородство? Для этого ты и звонил?
Они помолчали.
— Ты настоящий сукин сын.
Джордж заморгал.
— И ты еще жаловался мне, что мучаешься на этой вечеринке? Какой же ты эгоист! Решил напоследок выжать из своей сердечной подруги каплю сочувствия? Ничего не скажешь, возвышенный поступок!
С отчаянием глядя на дерево, Джордж сжал кулак и приложил его к стволу, почувствовал жесткую кору и подумал: вот бы ударить со всей силы, посмотреть, как захлещет кровь, ощутить отвлекающую боль.
Голос Нэнси чуть подобрел.
— Послушай, давай не будем ничего решать сегодня. У тебя выдался непростой денек.
— Я… — Джорджу было трудно следовать за рывками и поворотами этого разговора. — Если я не сделаю этого сейчас, то все так и будет продолжаться, а это неправильно. — Он снова приложил кулак к дереву. — Потому что я ленив. Так что, похоже, другого выхода нет. Мне нужно побыть какое-то время одному, иначе лет через пять я оглянусь назад и…
— Ну и пошел ты.
— Я не обижаюсь. Я это заслужил.
— Не говори, что не обижаешься. Мне не нужно твое прощение. И не смей через два года слать мне по ночам эсэмэски, когда выпьешь, а по телевизору не будет ничего интересного. — Тон ее голоса становился резче с каждым словом. — Знаешь, что родные твоей жены будут говорить о тебе, когда ты уйдешь?