Но теперь терять Громову было нечего. Если что-то пойдет не так, он просто не вернется из Швейцарии и останется там. Средств у него достаточно. Но в душе у Евгения теплилась надежда, что он и в этот раз, как пять лет назад, выиграет бой с собственным телом, и всё получится. Он навсегда избавится от боли, делавшей его уязвимым физически. И вернется на лёд. С Алисой.
— Начинай тренироваться без меня, по индивидуальной программе, — Евгений повернул голову к Калининой и увидел, как шокировано округлились её глаза. — Когда я вернусь, мы начнем совместные тренировки и официально объявим о возвращении пары Калинина/Громов. Нам ещё есть, что сказать.
Евгений принялся выезжать с парковки, а Алиса ещё несколько минут смотрела на него, мысленно прокручивая услышанное вновь и вновь.
— Ты возвращаешься ко мне… — прошептала она. — Не потому, что хочешь этого. А потому, что Таня отвергла тебя и ты хочешь ей отомстить? С помощью меня?
Но Громов на этот вопрос демонстративно ничего не ответил, включая музыку. Калинина с горечью сглотнула образовавшийся в горле ком и перевела взгляд за окно. Она ждала этого, она мечтала об их возвращении, но… так? Почему на душе так отвратительно?
Так больно…
========== Сердца четырех ==========
2 апреля. Женева, Швейцария. 8:40.
Евгений стоял у большого панорамного окна своей палаты в частной клинике, которую ему рекомендовал московский хирург, работавший с его поясницей пять лет назад. Громов настаивал на том, чтобы операцию провел именно этот врач, но он, как оказалось, операции больше не делает. И по этой причине Евгению пришлось отправиться в Женеву.
За последние две недели, прошедшие с рокового бала, окончательно поставившего крест на паре Алексеева/Громов, Евгений выходил на лёд, но старался не выполнять сложных элементов — по рекомендациям врачей ему нужно было поберечься перед операцией. Он пристально следил за Алисой и её скольжением. Он ожидал увидеть прежнюю Калинину, у которой бешено горят глаза, и которая жаждет новых побед. Он ведь хорошо помнил, каким сильным было её желание вернуться вместе с ним на лёд в новом сезоне. Помнил их разговор у неё дома после аварии.
Но сейчас он видел неуверенную, несколько зажатую и чем-то озадаченную Алису. Она, под пристальным наблюдением Ольги Андреевны, нарезала нервные круги по площадке, возвращала себе прежнее качество вращения и чистые многооборотные прыжки, но всё это делала будто на автомате, абсолютно отсутствуя в настоящем моменте. Она была абсолютно не здесь и не сейчас.
Прежняя Алиса непременно заметила бы то, что сам Евгений катается слишком осторожно и завалила его кучей вопросов, не оставив и малейшего шанса от этих вопросов отделаться. А этой Алисе было всё равно. И Громов начинал понимать, что возвращаться Калинина, похоже, совсем не хочет. Но зачем-то это делает…
Почти на каждую их тренировку заявлялся Мельников. Он подолгу стоял у борта, испепеляющим взглядом смотрел на Громова, багровел от злости, а затем уходил, никому не сказав ни слова. Это напрягало Евгения. Он в принципе не любил присутствия посторонних людей на тренировках, а Мельникова терпеть не мог просто за сам факт его существования. И когда он вот так являлся в ледовый дворец и бросал на него с борта косые взгляды, Евгений невольно вспоминал отвратительный фанфик, который дала почитать Ксения. И мысль о возможной гомосексуальной ориентации бывшего соперника вкупе с его покрасневшим лицом крайне напрягала…
— Be ready in ten minutes, * — внезапно уведомила Евгения заглянувшая в его палату медицинская сестра.
Громов кивнул и даже улыбнулся, радуясь тому, что с ним, наконец, заговорили на языке, который он хоть немного понимает. Отправляясь в Швейцарию, он был уверен, что сможет отлично себя здесь чувствовать с прекрасным знанием немецкого. В Лозанне, в которой он бывал ранее вместе с членами сборной, им выделяли переводчика, а потому Евгений не обратил внимания на то, что в этом округе, как и в кантоне Женева, говорят преимущественно на французском. А вот желающих поговорить на немецком ещё нужно было поискать…
Прилетев в Женеву в одиночестве и прогуливаясь по её улочкам в первые два дня пребывания в Швейцарии, Евгений столкнулся с ранее неизведанными ощущениями. Он здесь один. Он здесь без команды. Без партнерши. Сколько стран он посетил за годы карьеры? Он даже не мог точно ответить на этот вопрос. Страницы его заграничного паспорта были испещрены штампами о многочисленных пересечениях границ. И если взглянуть на них, то можно было предположить, что Евгений в свои почти двадцать девять лет успел увидеть полмира. Но, на самом деле, Громов видел преимущественно аэропорты, вокзалы, ледовые арены и гостиницы. В Париже, к примеру, он был четыре раза, но так и не дошел до пресловутой Эйфелевой башни. В лучшем случае ему удавалось погулять с кем-нибудь под покровом ночи втайне от тренерского штаба или после окончания соревновательной программы. Всё в своей жизни он видел через призму соревнований. Через призму фигурного катания. Он не привык смотреть чемпионаты мира по телевизору. Так, как это было с последним таким стартом. Ему было дико от мысли о том, что он потягивает газировку, сидя на диване, когда мог бы в эти же минуты затягивать шнурки коньков, сидя в раздевалке.
Евгений вздохнул, не зная, как прервать поток нескончаемых мыслей, преследующий его последнее время. С одной стороны, он только сейчас, вырвавшись куда-то вне сборной, понял, какой большой этот мир. Как много в нем открытий, как много в нем красоты. Чего стоил один только великолепный вид из окна, у которого он стоял. Заснеженные склоны горы Салев манили, вдохновляли и заставляли любоваться. Громов не мог отвести от них своего взгляда. На мгновение в его голове промелькнула мысль о том, что Тане тоже непременно понравилась бы эта панорама, которая обязательно должна была способствовать скорейшему выздоровлению местных пациентов.
С другой стороны, он понял, насколько не может жить без всего этого. Без изматывающих тренировок, без соревнований, без льда, без членов сборной, которые вечно крутятся где-то рядом и порой так чертовски раздражают… Возможно, он действительно не готов уйти сейчас. Возможно, он ещё может что-то показать. И отказ Татьяны только пойдет ему на пользу? Ведь скажи она «да», и Громов ушел бы из фигурного катания. И забрал бы её оттуда.
Телефон Евгения, лежавший на прикроватной тумбочке, начал вибрировать, уведомляя о входящем звонке. Громов несколько удивился, увидев высветившееся на экране «Лена-Серый-Волк», но решил всё же ответить.
— Да?
— А я всё сижу и жду звонка от тебя, — с шутливой претензией начала Лена. — А ты всё не звонишь и не поздравляешь меня с бронзой чемпионата мира…
— Ну, ты ведь понимаешь, что если я бы участвовал, то ты слетела бы на четвертое место, — Громов ухмыльнулся, радуясь тому, что Волченкова не меняется. Хоть где-то в этом мире оставалась стабильность.
В телефоне послышался недовольный вздох. Евгений готов был поклясться, что Лена в тот момент ещё и закатила глаза.
— Слушай, неужели Таня, твоя ненаглядная «Плюша», действительно тебя бросила?
Первые несколько дней после официального объявления о распаде пары Алексеева/Громов, такие вопросы причиняли Евгению ощутимый дискомфорт, но со временем он привык. Правда, раздражать меньше они не стали.