Упоминание об этом на мгновение лишило Лену слов. Евгений понимал, что ей всё ещё странно от осознания содеянного. Она, хоть и пошла на этот шаг в силу здоровья и возраста, всё ещё не смирилась с этим.
— Как себя чувствуешь? — поинтересовался он.
— Как птица, которая всю жизнь провела в золотой клетке, — тяжело вздохнула Волченкова, — а сейчас её выпустили на свободу, но она совсем не знает, куда ей лететь. Она попросту не умеет летать вне клетки…
***
16 апреля, Москва. Ледовый Дворец «Вдохновение». 10:30.
Алиса медленно зашнуровывала коньки, сидя на небольшой скамейке у выхода на лёд. Ольга Андреевна на несколько дней уехала в отпуск, понимая, что может полностью довериться своим самым опытным ученикам.
Калинина туго затянула шнурки и бросила тоскливый взгляд на свои коньки, замечая, как много на ботинках царапин и мест, где у кожи стерлась белая краска. Сколько всего видели эти коньки? Сколько изнурительных тренировок, сколько чемпионатов! Сколько головокружительных побед! Ещё несколько месяцев назад Алиса мечтала о том, чтобы вновь надеть их. Но не просто покататься для себя, а вернуться в спорт. Но сейчас на душе была абсолютная пустота и холод, не уступающий по температуре белоснежной глади льда, раскинувшейся перед взором фигуристки.
От Тани необходимой поддержки и понимания Алиса не получила. Её мама и вовсе не одобряла решения дочери вернуться в спорт, несмотря на большое уважение к Громову. С Мельниковым Алиса так и не увиделась. И отсутствие Жени на этом фоне начинало добивать окончательно.
Фигуристка устало вздохнула, хотя тренироваться ещё даже не начинала. Но это съедавшее её изнутри чувство вины невероятно изматывало. Алиса с трудом, но всё же решила поговорить с Арсением. Чудесам всегда есть место в обычной жизни. И на мгновение в груди Алисы поселилась надежда на то, что Мельников сможет понять её. И останется рядом.
— А где оркестр? Тихо, как на поминках. Разве так нужно встречать партнера? — раздалось где-то сбоку. Алиса, до этого находившаяся на ледовой площадке в полном одиночестве, вскочила со скамейки и, радуясь, что не успела снять защитные чехлы с лезвий, бросилась в объятия к Громову.
— Привет, — прошептала она, вздохнув с небольшим облегчением. Женя рядом. Это уже хорошо.
— Привет, лягушонок, — тепло улыбнулся Евгений, мягко поглаживая партнершу по спине. — Есть подарок для тебя.
— День рождения вроде был у тебя, а подарок — мне? — удивилась Алиса, отстранившись и чуть запрокидывая голову, оставаясь стоять рядом с Женей. То, что он здесь, уже было для неё подарком.
— Да, но сначала тренировка, — Евгений, даже не переодевшись в спортивную одежду, опустился на скамейку, оставаясь в светлой рубашке и джинсах.
— Ааа… — растерялась Алиса, заправив прядь выпрямленных рыжих волос, выбившуюся из короткого хвоста. — Может, тебе стоит посетить раздевалку?
— Нет, всё в порядке, — Громов нетерпеливо покачал головой, доставая из спортивной сумки коньки и начиная переобуваться.
Алиса удивленно приподняла брови. К чему такая странная спешка? До официального начала сезона ещё много времени и работают сейчас только сумасшедшие фигуристы вроде Громова, Калининой и мотивированной как никогда Тани, локомотивом тянувшей за собой Илью.
— Ты прямо из аэропорта? — предположила Алиса, наблюдая, как Женя наспех и не очень тщательно зашнуровался, а затем снял чехлы с лезвий.
— Нет, — отмахнулся Евгений, поднимаясь со скамейки и переступая на лёд, всё ещё сопровождаемый недоумевающим взглядом партнерши. — Я заехал домой за коньками, а уже потом приехал сюда.
— Я хотела с тобой поговорить, — протараторила Алиса, быстро снимая чехлы и переступая на лёд следом за Женей. Именно сейчас она чувствовала прилив смелости поговорить обо всем с Громовым. Поговорить про их возвращение и, возможно, даже признаться про роман с Мельниковым.
— Давай позже, пожалуйста, — отстранено попросил Евгений, будучи сосредоточенным на льду. Он сделал несколько резких скольжений, а затем принялся набирать скорость для многооборотного прыжка.
Алиса нахмурилась, не понимая, какая муха укусила Громова.
— Ты ведь даже не разогре… — Калинина собиралась возмущенно всплеснуть рукой, но не успела этого сделать. Евгений ударил по льду ребром правого конька и, сгруппировавшись, выполнил риттбергер в четыре оборота. Однако последний оборот он не докрутил и упал на спину.
Алиса рефлекторно приложила ладонь к губам на несколько секунд. Она ждала, что Громов вот-вот встанет, но он оставался лежать на льду. Калинина сделала несколько резких толчков, подъезжая к своему партнеру. Она сразу же опустилась на колени и наклонилась к его лицу, предполагая, что с Женей что-то случилось. Но фигуристка даже не ожидала, что увидит улыбку на его губах. Громов смотрел в высокий потолок, ощущал обжигающий холод, легко проникавший через тонкую ткань рубашки, и вспоминал, как пять лет назад, восстанавливаясь после травмы спины, он тоже упал с первого прыжка. И это, похоже, хороший знак.
Во время телефонного разговора с Леной Евгений отчетливо слышал боль в её голосе. И это заставило его ещё больше обрадоваться тому, что он всё ещё здесь. Он всё ещё в плену родного холода. Он всё ещё может показать миру, на что способен. Но теперь его не будет мучить поясница. Теперь он абсолютно неуязвим физически. И осознание этого будоражило его, обычно скупого на проявления эмоций вне прокатов.
— Почему улыбаешься? — Алиса хотела выглядеть строго, хотела отчитать партнера за то, что тот начал исполнять прыжки в неподходящей одежде и совсем не разогретым.
Но Евгений улыбался так искренне, что и на губах Калининой появилась улыбка. Ещё несколько секунд она сидела рядом с ним на коленях, чувствуя холод всей передней поверхностью голеней.
— Я счастлив, Алиса, — тихо признался он, расслабленно положив ладонь себе на грудь. Так, будто он сейчас лежал где-то на пригретой солнцем поляне.
— Я хотела поговорить с тобой, — вновь с трудом набралась смелости фигуристка, полагая, что нужно воспользоваться моментом, пока Громов в хорошем расположении духа.
— И я хотел сообщить тебе приятную новость, — вспомнил Евгений, приподнимаясь на локтях, чтобы встретиться взглядом с партнершей.
Алиса вновь приоткрыла рот, чтобы в третий раз попытаться достучаться до Громова, будучи уверенной в том, что его новость способна подождать.
— На восстановительные сборы едем в твой любимый Оберстдорф, — улыбнулся Евгений, и в его обычно холодных глазах появился живой блеск. Он знал, как сильно Алиса обожала эту базу в Баварии. И сам был к ней неравнодушен. За время карьеры они видели разные гостевые дома, разные катки, но Оберстдорф был одним из самых запоминающихся. Как минимум, потому, что у местного катка одна из стен абсолютно прозрачна и, нарезая круги по льду, невозможно не отвлекаться на потрясающий вид предгорья Альп. И, как максимум, из-за прекрасной природы, в объятиях которой спортсмены оказывались, как только выходили на улицу. А про невероятно уютные домики в тирольском стиле не стоило и говорить…
— Куда? — глаза Алисы, вопреки ожиданиям Громова, округлились от ужаса.
— Оберстдорф, — медленно, практически по слогам, пояснил Евгений.
Губы Алисы оставались приоткрытыми. Она опустила глаза вниз, на лёд, и пыталась собраться с атаковавшими её воспоминаниями и предположениями.
— Ты не рада? — не понимал Громов. — Ты ведь знаешь, как сложно выбить эту базу в межсезонье…
— Я знаю, — почти шепотом ответила Алиса, пустыми глазами смотря перед собой.
Мельников знал о том, как она обожает это место. Как обожает сладкий альпийский воздух. Как вдохновлялась необыкновенным катком. Как скучала по Оберстдорфу… И сейчас у Калининой не оставалось сомнений в том, что это его рук дело.
— Мне нужно в Федерацию, — решительно кивнула Алиса, поднимаясь со льда и, не дожидаясь реакции Жени, поспешила покинуть лёд.
— А тренировка? — напомнил Громов, с нежеланием, наконец, вставая со льда. Вся задняя часть рубашки Евгения была мокрой и её необходимо было заменить на тренировочную футболку. Иначе в скором времени олимпийский чемпион мог бы познакомиться со своим участковым пульмонологом, застудив легкие.