— Нет, — сквозь зубы процедила она, глядя в его искрящиеся холодом глаза. — Ведь для этого мне придется провести всю жизнь с тобой! А этого я хочу меньше всего!
Таня видела, что фраза эта достигла нужного эффекта. Евгений на несколько секунд обомлел, а глаза его будто стали тусклыми, теряя насыщенный оттенок. Неужели Громову… больно?
Таня дернула рукой, вырывая её из ладони Жени, а затем попросила таксиста остановиться. Они уже были на выезде из города, и добраться до аэропорта она успеет и сама. Главное поймать машину. Водитель многозначительно переглянулся через зеркало заднего вида с Громовым, будто спрашивая у него разрешения. Но Евгений откинулся на спинку сидения и наклонил голову, уходя в себя. Он едва заметно кивнул, и Таня, схватив папку с документами, вышла из автомобиля. Её сердце бешено билось, пульсацией отдавая в виски. Хотелось побыть одной. Хотелось остыть.
***
Евгений приехал в аэропорт раньше своей бывшей партнерши. До окончания посадки на самолет оставалось около двадцати пяти минут, но его пропустили. Он также упомянул и Татьяну, которая должна была приехать в скором времени, уведомляя об этом сотрудников аэропорта.
Когда Громов занял место рядом с Алисой, та не скрыла своего удивления. Она полагала, что вернутся они с Таней вместе, но Алексеева буквально вбежала в самолет несколькими минутами позднее.
***
— Что-то меня не радует твое настроение, Таня, — вздохнул Арсений, сидевший рядом со своей подопечной в автобусе. В Мюнхен российские фигуристы прилетели около часа назад, и теперь им предстояло добраться до Оберстдорфа.
И несмотря на всю красоту весенней Баварии, испещренной зелеными лугами и горами, на вершинах которых виднелся снег, настроение Тани было практически на нуле, если и вовсе не уходило в минус.
— Это же Оберстдорф! — попытался приободрить её Арсений. — Все любят Оберстдорф!
— Я, кажется, тоже его люблю, — тихо ответила Таня, не в силах оторваться от видов за окном, но при этом понимая, что фраза её относилась не к маленькому городку, а к вполне конкретному человеку.
Мельников кивнул, удовлетворенный таким ответом, а затем и сам погрустнел. Алиса сидела где-то впереди и он не мог увидеть её лица. Она обожала эту базу. И, будучи чиновником, он приложил все усилия, чтобы выбить именно её. И красоты здесь было действительно много. Невероятно уютные двухэтажные домики в Тирольском стиле, небольшие и скромные в своем внешнем убранстве католические храмы соседствовали с изумительной по красоте природой. И если в России май только начинал набирать обороты, вспоминая о том, что следующий месяц и вовсе летний, то в Баварии уже царила по-настоящему жаркая погода. Всё кругом было зеленым и свежим, а луговые цветы сиреневого и желтого оттенка раскинулись по обеим сторонам от автомобильной дороги, привлекая насекомых.
Таня на мгновение устало улыбнулась, когда одна из бабочек пролетела у самого окна, продемонстрировав яркий окрас крыльев.
— Хочешь, расскажу тебе секрет? — вдруг предложил Мельников, бросив заговорщический взгляд на Таню и дожидаясь, пока она повернет к нему голову.
— Давай, — пожала плечами Таня, вновь попытавшись выдавить из себя улыбку.
Мельников, желая всё же поднять настроение подопечной, наклонился к её уху, а затем и вовсе прикрыл свои губы ладонью.
— До того, как Громов ушел в парное, — шепотом произнес он, — я собирался уйти туда же.
— Что? Правда? — Таня изумленно отодвинулась к окну, чтобы лучше видеть тренера.
— Да, — сдержанно засмеялся он, но затем его светло-голубые глаза стали грустнее, — я ведь высокий, а ты знаешь, что рост сказывается на многооборотных прыжках одиночников не лучшим образом.
Таня кивнула, но вновь вспомнила Громова. Вот уж на ком не сказывается двухметровый рост. Исключительное исключение из всех правил и, кажется, даже из законов физики.
— И мне пророчили, что к восемнадцати годам я потеряю все мои четверные прыжки, — продолжил Арсений, горько ухмыльнувшись. Свои прыжки он потерял на год раньше. Как и свою карьеру фигуриста в целом.
— Да и нужно признаться, что парное катание самое рискованное, самое зрелищное, — кивнул сам себе Мельников. — Но мы всегда соревновались с Женей, и когда он ушел в парное раньше меня, я понял, что мне лучше остаться в одиночном.
— Ты жалеешь об этом? — предположила Таня.
— Немного, — признался Арсений. — Кто знает, возможно, тогда не было бы четверного риттбергера, на котором я получил разрыв мениска. Возможно, я бы до сих пор был действующим фигуристом.
— И продолжалось бы ваше легендарное соперничество с Женей, — мечтательно улыбнулась Таня.
— Соперничество? — хмыкнул Мельников. — Возможно, я превзошел бы его.
— О, простите-простите, Босс! — засмеялась Таня. — Разумеется!
— Только никому об этом не говори, — подмигнул ей Арсений, когда автобус остановился у тренировочной базы, и теперь было необходимо разбудить Илью, дремавшего где-то на заднем ряду. — Для всех остальных я бесконечно люблю только одиночное катание.
— Сеня, — вдруг обратилась к нему Таня, когда он ещё не успел отойти и доставал свою сумку с верхней полки. Тренер на мгновение отвлекся и заинтересованно на неё посмотрел.
— Мне жаль, что ты не перешел в парное, — с грустной улыбкой призналась она, — мы могли бы стать классной парой.
— Я ни сколько не сомневаюсь в этом, Таня, — искренне улыбнулся Мельников. — Спасибо.
***
Оберстдорф, тренировочная база. 19:40.
Пока российские фигуристы проходили небольшое расстояние до уютных домиков, разминая ноги после суммарных четырех часов сидя, Евгений невольно посматривал на Таню. Ему было интересно, как она отреагирует на окружавшую их красоту. И ему было жаль, что он не сможет увидеть её реакцию на удивительный каток со стеклянной стеной, за которой виднеются предгорья Небельхорна.
Из-за большого количества прибывших фигуристов их расселяли по двое. Тане изначально достался номер с другой парницей, но Ксюша быстро взяла эту ситуацию в свои руки и теперь с широкой улыбкой направлялась вместе с подругой к их номеру.
Громову повезло меньше. Ему достался номер с Мельниковым. Но когда олимпийский чемпион обреченно и раздражительно громко озвучил вопрос «да что не так с этим днем?», его поселили с Алисой. Она за счастье посчитала если бы её поселили как раз таки с Арсением, но если бы она сказала об этом, то Жене пришлось бы точно завершить карьеру, а затем сесть в тюрьму за двойное убийство. Где-то в душе Алисы теплилась надежда на то, что у неё выпадет возможность поговорить с Сеней и, может быть, даже прогуляться по местным красотам.
***
4 мая, 07:50.
Таня открыла глаза, услышав, как к утреннему пению птиц добавились ставшие уже привычными звуки ударов. Она приподнялась, откидывая с себя легкое одеяло, а затем бросила опасливый взгляд на спящую Ксюшу. Все предыдущие два дня у одиночницы были ранние тренировки, а потому Таня оставалась одна и могла без зазрения совести смотреть на небольшую тренировочную площадку, на которой каждое утро Громов, будучи в одних шортах, бил кувалдой по огромной покрышке. В первое утро Таня просто из интереса выглянула в окно, желая узнать природу странных звуков, но осталась стоять около тридцати минут, так как зрелище это было завораживающим и буквально гипнотизирующим. Настолько, что Таня была уверена в том, что некоторые девушки даже купили бы билеты, чтобы на такое посмотреть. Но меньше всего Тане хотелось, чтобы за этим её застала Ксюша. Она вновь начнет донимать глупыми вопросами в духе «когда вы уже перестанете быть баранами и помиритесь?», а также сдобрит их фразами в духе «чур, я свидетельница на вашей свадьбе» и «назовите дочку в честь меня».
А придумывать ответы на такое хотелось меньше всего. Как не хотелось в принципе думать про их несложившиеся отношения. Хотелось просто смотреть на физически совершенного мужчину, чья накачанная спина покрылась легкой испариной и теперь призывно поблескивала под лучами утреннего солнца.