— И много там было людей? — с тревогой поинтересовалась она.
— Много, — кивнул Евгений, а затем взял яблоко из небольшой стеклянной вазочки, стоявшей на столе.
— Не боишься, что завтра об этом будут знать в Федерации? — Таня непонимающе нахмурилась, наблюдая за тем, как Громов принялся пытаться поддеть шкурку яблока ногтем.
— Плевать, — качнул головой Евгений, сосредоточенно закусывая нижнюю губу и пытаясь пальцами снять шкурку с несчастного фрукта. — Блять! — с вновь вспыхнувшим гневом, воскликнул он. — Это какой-то неправильный апельсин!
Таня открыла рот, чтобы поведать Громову страшную тайну о том, что в его руках яблоко, а не представитель цитрусовых, но не успела этого сделать. Евгений замахнулся и кинул фрукт в кухонную раковину.
— Трехочковый! — гордо произнес он, а затем победно приподнял руку вверх, сжимая ладонь в кулак, будто праздновал забитый гол. — Надо было всё-таки пойти в б-баскетбол. С моим-то ростом…
— Поспать не хочешь? — предложила Таня, чувствуя, что вот она точно прилегла бы на пару часов. Но оставлять такого Женю в одиночестве ей не представлялось возможным.
— А ты поспишь со мной? — жалостливо приподнял брови он.
— Нет, — покачала головой Таня, чувствуя какое-то странное сожаление. Она вспомнила победу на чемпионате Европы. Вспомнила свое состояние, напоминающее опьянение. Вспомнила свою беспомощность и то, как сильно нуждалась тогда в Жене. Вспомнила, как попросила его остаться, но в итоге утром проснулась одна. О том, что Евгений спал с ней почти до самого рассвета, Таня не знала.
— Жаль, — вздохнул Евгений, апатично опуская голову, а затем поднялся из-за стола, так же виновато уходя в гостиную, — а вот я с тобой спал…
Таня нахмурилась, а затем поднялась и пошла за ним.
— Когда это ты со мной спал? — поинтересовалась она. Всё время, что они жили вместе в его квартире, особенно уже после Олимпийских игр, когда между ними произошла близость, Таню задевал факт того, что Женя продолжал спать на полу, выстраивая ощутимую стену между ними.
— На «Европе», — уже сонно ответил Громов, заходя в гостиную и ложась на небольшой овальный ковер.
— Но ты… — Таня растерялась на несколько секунд, останавливаясь на пороге комнаты и не зная, за что ей схватиться — за внезапное откровение Жени или за то, чтобы постелить ему хоть что-то под спину и выдать подушку. Напившемуся Громову, судя по всему, и на ковре неплохо, но вот трезвый поутру не оценит такого гостеприимства от бывшей партнерши.
— Ты не сказал мне об этом… — медленно произнесла она, наблюдая за тем, как Женя пытался накрыться ковром.
— Так я соб-бирался тебя б-бросить, — напомнил Евгений, оставляя попытки укрыться, и просто лег, закрывая глаза. — Было бы немного нелогично, если бы п-перед этим я провел ночь с тобой…
— Знаешь что? — внезапно разозлилась Таня. — Мы с тобой не встречались, чтобы ты меня бросал!
— Ага, — шумно зевнул Громов, сладко причмокнув и засыпая на глазах бывшей партнерши.
Таня принесла Евгению спальные принадлежности. Она с трудом подняла его дурную голову, подложив под неё подушку, а затем накрыла его одеялом, которое для него, как и всегда, было слишком коротким. Но это определенно лучше, чем ничего. Несколько следующих минут Таня просто смотрела на него, забывая о сильном желании поспать. Просто стояла и смотрела, понимая, что очень плохо знает этого человека, несмотря на то, что вместе они провели много времени. Но желание выспаться взяло над ней верх. Она легла на свое спальное место и с грустью отметила, что они сейчас спят прямо как в «старые-добрые». Женя на полу, она — на диване.
***
4:50.
Таня проснулась от того, что на кухне кто-то гремел и что-то неразборчиво бормотал. Она открыла глаза и сразу же посмотрела на пол. Жени не было. Ей пришлось быстро скинуть с себя плед и побежать туда, откуда доносился шум. Громов сидел за столом, обхватив ладонями голову, чуть покачиваясь вперед-назад, и что-то тихо бессвязно стонал себе под нос.
— Женя? — несмело позвала его Таня, понимая, что он, похоже, немного протрезвел и теперь получил бонусом ещё и похмелье.
— Что я здесь делаю? — хрипло простонал он, посмотрев на неё покрасневшими, усталыми глазами. — Налей воды, пожалуйста…
Таня кивнула, проходя на кухню, и поставила перед Женей и стакан с водой, и графин с ней же, понимая, что однократным принятием жидкости он вряд ли обойдется.
— Ты пришел ко мне ночью, — мягко ответила Таня, присаживаясь за стол напротив него.
— Почему не выгнала? — голос Громова был глухим и хриплым. Он задал вопрос, а затем с жадностью, буквально залпом, осушил стакан воды.
— Я хотела, — грустно улыбнулась Таня, — но ты не стоял на ногах. И надавил на жалость, упомянув маму…
Таня немного поежилась, не зная, как отреагирует на такое упоминание Евгений. Но он лишь снова обхватил ладонями голову, чувствуя, будто если он этого не сделает, та разойдется на две части.
— Ма-а-ама… — простонал он. — У неё вчера был день рождения.
Таня поджала губы, не зная, то ли пожалеть Громова, то ли сказать что-нибудь едкое. Но перевес оказался всё же в пользу второго.
— И ты каждый раз так напиваешься?
Евгений обжег её ледяным взглядом, запуская по спине Тани мурашки, а затем вновь опустил голову, продолжая смотреть на стол.
— Ты ведь знаешь, что нет, — строго ответил он. Первый раз в жизни Громов так надрался в шестнадцать лет, сразу после известия о том, что мамы больше нет. Он влил в себя несколько литров непонятного алкоголя, а затем очнулся уже несколько дней спустя в больнице. Маму на тот момент уже похоронили. Он с ней не попрощался. И только с годами понял, что, возможно, это было и к лучшему. Прощаться там было не с чем. Юлию хоронили в закрытом гробу.
Второй раз в жизни Евгений надрался вчера, просто потому, что мысли о Тане заполнили всю его голову и, казалось, вот-вот полезут из ушей, горячей лавой медленно стекая по шее, обжигая кожу и добавляя к боли душевной ещё и боль физическую.
— Тогда почему ты напился вчера? — не отставала Таня, понимая, что сейчас Громов находится в куда более адекватном состоянии, чем пару часов назад. Вот только он всё ещё не мог убрать ладоней от головы, безмолвно уведомляя её о том, что ему больно даже моргать.
«Потому что в моей жизни появилась ты!» — мысленно проворчал Евгений, но вслух ответил лишь то, что так вышло.
Таню такой ответ не устраивал. Женя слишком хорошо себя контролировал, чтобы напиться просто «мимоходом». Да и клубы он никогда не жаловал и не ходил туда вместе с коллегами сборной.
— Ты сказал, — несмело начала она, — что виноват перед мамой…
— Когда? — не понял Евгений, сощурив покрасневшие глаза. Теперь он плохо соображал не из-за алкоголя, а благодаря настигшему его похмелью. Таня приоткрыла рот, но Громов громко чихнул, а затем снова схватился за голову, буквально распластавшись на небольшом кухонном столе. Таня сочувствующе поджала губы. Простуда вкупе с похмельем — отвратительное сочетание. И Женю стало немного жаль.
— Вчера, когда пришел…
— Ааа, — хмуро протянул Громов, отрывая голову от стола, — поэтому пустила? Ты ведь так любишь лезть мне в душу, копаться в моих вещ…
— Пустила, потому что промок насквозь и на ногах не стоял! — огрызнулась Таня, не дав Жене договорить.
— О-о-о, — застонал он, закрывая ладонями уши, — не кричи, пожалуйста!
Таня недовольно скрестила руки под грудью, откидываясь на спинку стула.
— И что я тебе по этому поводу рассказал? — тихо поинтересовался Евгений. Он поднял глаза на Таню, и в них проскользнула едва уловимая толика тревоги.
— Ничего, — холодно ответила она. — Я тебя не спрашивала об этом.
Тревога в глазах Жени сменилась удивлением. Он был уверен, что Таня воспользовалась его состоянием и расспросила его обо всем, о чем только можно было. Но она очень уважительно отнеслась к нему и его душевным травмам.