суставными болями, которые больше их не покинут. Суставы их ног и позвоночника
уже в юности изношены так, как это бывает у нормальных людей в пенсионном
возрасте. Есть и ещё одна неприятная вещь в фигурном катании. Прыжки. Фигуристы
всегда, на протяжении многих лет карьеры, приземляются на одну и ту же ногу. Не
трудно догадаться, что именно она болит и страдает больше другой. На помощь,
конечно, приходит общая физическая подготовка, позволяющая снизить разницу
между нагрузками на разные части тела, чтобы она была равномерной, но этого
зачастую мало.
Спортсмены сильнее обычных людей разве что только духом. А физически сильнее до
тех пор, пока за их плечами есть целый штаб спортивных врачей и тренеров,
которые будут бегать за ними, пока их тело способно выдавать результаты,
дарящие стране медали.
Как только спортсмен слабеет, то становится не нужен никому — живи теперь сам,
один на один с этой ноющей болью в суставах, костях, мышцах, душе.
— Интересная поддержка, — оценивающе произнес Евгений, вырывая Татьяну из
потока мыслей и заставляя вернуться на ледовую арену. Глаза девушки всё это
время были направлены на фигуристов, но она совсем не запомнила их прокат. —
Нам тоже нужно будет придумать что-то своё, особенное.
— Мне казалось, мы не будем вставлять ничего нового в ваши с Алисой программы,
— неуверенно произнесла Татьяна, заправляя прядь темных волос за ухо и переводя
взгляд на партнера.
— Алиса это Алиса, а ты это ты, — отрезал Евгений. — Тебе её не заменить, как
не пытайся. Так что будем добавлять что-то новое.
Громов продолжил смотреть прокат следующей пары, а Таня не знала, как
реагировать на услышанное. С одной стороны, ей было приятно, что он увидел в
ней личность, раз говорит подобное, но фраза «тебе её не заменить» всё же
задела. Следующие десять минут они молча смотрели прокаты пар из Италии и
Германии. Таня повернула голову вправо и заметила, что к ним на трибуну
поднимаются Ксюша вместе с одиночником Димой.
— Видели протоколы, — с улыбкой произнес он, успевая раньше Ксюши занять место
рядом с Таней. — Наши юниоры выходят через пятнадцать минут в последней, сильнейшей
разминке.
— Будем держать кулачки, — ответила ему с теплой улыбкой Татьяна.
Ксения протянула подруге бутылку с водой, но как только та оказалась у Тани в
руках, её без спроса забрал Громов.
— Да, спасибо, что спросил разрешения, — кивнула Алексеева. Воды ей,
разумеется, не жаль, ей просто хотелось побыть вредной. Не только Громову ведь
это дозволено.
— У партнеров всё общее, нет? — приподнял одну бровь Евгений и, не дожидаясь её
ответа, открыл бутылку, делая из неё несколько глотков.
Спустя долгих пятнадцать минут на лёд вышли российские юниоры. Вся компания
фигуристов максимально громко подбадривала их вместе с другими
соотечественниками, которые присутствовали на трибунах. Молчал только Громов,
но всё же внимательно смотрел на лёд, ожидая начала программы.
Молодые люди встали в начальную позу. Включилась музыка, и Татьяна сжала
пальцами края пальто, что лежали на коленях.
Движения ребят показывали, что они сильно волнуются. Их ноги подрагивали, а
дорожки шагов не были выполнены чисто из-за беспорядочной смены внутреннего и
внешнего ребра.
— Недокрут, — разочарованно произнес Громов, когда партнерша выполнила полтора
оборота в тулупе вместо двух.
Наступил самый волнительный для Тани момент в их программе — сложная поддержка
четвертого уровня, которую они оставили для эффектного финала. Юная фигуристка
оказалась наверху, но она не успела зафиксировать своё положение. Её партнер
задел нижним зубцом лёд и, запнувшись, упал вместе с партнершей.
Татьяна вскочила со своего места, закрывая ладонями лицо от ужаса. Ей было
больно и страшно. Она знала, каково это. Она это однажды пережила и надеялась,
что больше никогда подобного даже не увидит, но случилось обратное.
Люди на трибунах встали. Даже сидящий рядом с Таней Громов. Алексеева слышала,
что музыка остановлена, и на льду что-то происходит, но она боялась туда
смотреть. Она опустила глаза и встала боком к катку, как-то неосознанно
повернувшись в сторону Евгения. Она снова приложила ладонь к своему виску,
боясь даже случайно посмотреть на лёд, и закрыла глаза. Ей было страшно. Ей
хотелось спрятаться от всего этого.
Внезапно Татьяна ощутила, как теплые сильные руки буквально обволакивают её, а
затем заключают в объятия. От неожиданности она вздрогнула, медленно открыла
глаза и увидела Евгения, брови которого, как две грозовые тучи, нависли у
переносицы и показывали беспокойство. Его губы сжались в тонкую линию и заметно
побледнели.
Краем сознания Татьяна понимала, что эти объятия спонтанны и в какой-то
степени, наверное, неправильны, но как только она оказалась в них, ей стало так
тепло и спокойно, что даже накативший на неё страх, кажется, отошел на второй
план.
— Пойдём, — тихо сказал Евгений, будто боялся нарушить это внезапное перемирие
между ними, вызванное неожиданной близостью. — Мы должны их поддержать.
Громов чувствовал на себе взгляды всех коллег по сборной, которые стояли рядом,
но ему было плевать. Сейчас ему важны были чувства Тани и эти кривоногие
юниоры, которым он начал сопереживать из-за своей партнерши.
Евгений посмотрел Тане в глаза и увидел в них изумление. Да он и сам,
признаться, шокирован тем, что может сострадать, да ещё и переживать о страхах
новой партнерши, которые могут вернуться после увиденного, если правильно это
не пережить. Только знал ли сам Громов, как нужно это делать? Он сам до сих пор
не отпустил трагедию, которая случилась в его семье больше десяти лет назад.
Алексеева продолжала смотреть на мужчину, стоя с чуть запрокинутой головой и не
выпутываясь из его объятий. Этот его порыв был очень приятен. Она впервые за
долгое время почувствовала себя защищенной. Она понимала, что Евгений искренне
хочет помочь ей справиться с той бурей эмоций, что сейчас разгоралась внутри
неё.
— Х-хорошо, — дрогнувшим голосом ответила она.
Громов медленно убрал от неё руки, успокаивающе проведя ими по спине девушки.
После он молча взял её за руку и повел вниз, к ребятам. Когда они спустились,
Евгений уладил вопрос со службой безопасности, объяснив, кто они такие. Татьяна
подошла к юной фигуристке, лежащей на носилках. Её готовили к транспортировке в
больницу.
— Привет, — тепло улыбнулась Алексеева, наклонившись к ней. Но улыбка на губах
Тани долго не продержалась, и из её глаз покатились слёзы, которые она очень
долго пыталась сдержать.
— Татьяна, — с трудом, но распознала свою собеседницу пострадавшая фигуристка,
щурясь от яркого света, который после удара головой об лёд доставлял ей боль, —
здравствуйте! Не плачьте, п-пожалуйста…
— Я не плачу, малышка, нет, — Татьяна судорожно стала качать головой, торопливо
вытирая слёзы, а затем взяла её за руку. — Как ты себя чувствуешь?
— Мне страшно, — вздохнула она. — Что теперь будет?
Громов тем временем нашел взглядом партнера девушки. Он сидел на скамейке возле
борта катка, опустив голову и закрыв лицо ладонями.
— Ты не там, где должен быть, — строго произнес он, подойдя к юноше.
Молодой человек поднял голову, и Громов заметил его покрасневшие глаза.
— Простите, я… — юноша снова закрыл лицо ладонями. — Я не могу туда идти, я не
могу смотреть ей в глаза. Что я скажу? Что скажу её родителям?
— Я не буду врать тебе и говорить фразы вроде «ты ни в чем не виноват», —
серьезно ответил Евгений, садясь рядом с ним. — Но раз ты навредил её телу, так