Евгений сделал тяжелый вдох, смотря на стеклянную дверь, за которой была Таня. Воспоминания душили его. Они сводили с ума, разжигая желание размозжить собственную голову, чтобы, наконец, они не клубились и не убивали его. Чтобы самое свежее воспоминание о Тане не смешивалось с тем, что было пару дней назад, и с тем, что случалось между ними совсем давно. Эта смесь превращалась в высококонцентрированный яд, выжигавший всё изнутри. Убивающий так мучительно, но так сладко, потому что там, в этих воспоминаниях, была она…
— Всё, иди, тебе пора, — недовольно вздохнул Евгений, собираясь выходить из раздевалки, в которой они с Таней провели наедине последние двадцать минут. — Тебя ждет… Илья.
— Не делай такое лицо, пожалуйста, — засмеялась она, поднимаясь с его колен и поправляя короткую юбочку белого платья. — Будто тебе физически больно произносить его имя.
— Мне физически больно в принципе осознавать факт его существования на белом свете! — возмутился Евгений, грозно нахмурив брови, отчего Таня лишь ещё звонче залилась смехом. — Иди, пока я не передумал и не приковал тебя к себе наручниками! И был бы прав!
— Ты невыносим, Женя, — покачала головой она, подходя к двери, ведущей в коридор. До их выхода на лёд для исполнения произвольной программы оставались считанные минуты.
— Это ваша последняя программа! Больше ты с ним даже рядом стоять не будешь! Я понятно излагаю? — сокрушался он.
— Я люблю тебя, Евгений Громов, — тепло улыбнулась Таня, этими словами вмиг успокоив разбушевавшуюся в нем ревность, которая сейчас пусть и имела шуточное обрамление, но была действительно сильна.
— И я тебя люблю, — выдохнул он, счастливо улыбаясь и совершенно не догадываясь о том, что это, возможно, был их последний разговор.
Дверь открылась, и из неё в коридор шагнул врач. Он остановился возле кушетки, а затем сдавленно кашлянул, желая обратить на себя внимание. Громов был слишком глубоко в себе, чтобы заметить что-либо, Алиса беспокойно, но всё же дремала на плече супруга. Именно он и подошел к врачу первым. Вторым подтянулся Антон, устроившийся на кушетке в другом конце коридора. Проснувшаяся Алиса начала тормошить Женю за плечо, но он не реагировал. Он был не здесь. Он был в провинции Белла Кула. Он был в счастливых днях, которые они с Таней провели наедине друг с другом и красивейшей природой.
— Затянулось… — улыбнулась Таня, приподняв голову с груди Жени, проснувшись раньше него зимним, но при этом таким невероятно теплым утром. Она осторожно коснулась мочки его уха, прокола на котором больше не было видно.
Евгений открыл глаза и сонно сощурился, разглядывая любимую женщину.
— Помню, когда мне только сделали этот прокол, в ухо вставили какой-то пидорский брюлик, блестевший так, что на МКС думали, будто я посылаю им сигналы… — хриплым ото сна голосом начал он. — Снимать эту гадость запретили два месяца, но я продержался только два часа и сразу же вставил то серебряное кольцо. Ухо кровило, покраснело и разбухло, но я был дико доволен собой.
— Мы похожи с тобой намного больше, чем может показаться, — сквозь смех констатировала Таня, вспоминая, как она, сразу же выйдя из салона, с таким же глупым упорством заменила сережку из медицинской стали на то самое серебряное кольцо. Правда теперь эта вещь, некогда принадлежавшая его матери, по ультимативной просьбе Громова была снята.
— Раз мы похожи, расскажи, о чем ты мечтаешь, — внезапно попросил Евгений, поглаживая её обнаженную спину.
— Не скажу, — покачала головой Таня, — это прозвучит глупо и по-девичьи.
— Всё, что ты делаешь, — глупо и по-девичьи, — самодовольно ухмыльнулся Евгений. — Рассказывай.
— Хочу жить в своем доме, — мечтательно вздохнула она, — в таком же большом и красивом, как этот.
Громов задумчиво нахмурился. В его собственности есть загородный дом, но он не был в нем несколько лет. Всё там напоминало о маме. О времени, когда они вместе проводили долгие летние часы в большой белой беседке, читая вслух книги. Но сейчас Евгений понимал, что пора отпускать прошлое.
Пора вдохнуть новую жизнь, в которой у них с Таней будет светлое и счастливое будущее. В конце концов, не место красит человека, а человек место. А Таня способна украсить собой, своей улыбкой и смехом всё, что угодно. Возможно, через пару лет они будут сидеть вдвоем в этой белой беседке, пить чай и смотреть, как по траве бегают их дети…
— У Татьяны диагностирован ушиб мозга, — начал врач, с тревогой смотря в глаза Антона и Арсения.
— Какой степени? — внезапно включился в разговор Громов, очнувшись сразу же, как только услышал её имя. На некоторое время к нему даже вернулось прежнее понимание английского. Вся его сила будто вновь собралась в одно целое, осознавая, как важно то, что он сейчас рискует прослушать.
— Средней, — кивнул врач.
Евгений выдохнул с долей облегчения, на секунду прикрывая глаза. У него, после драки в подъезде и ударом головой об одну из ступеней, был ушиб этой же степени. Он это пережил.
— Почему она не приходит в себя? — с зарождающимся в голосе гневом поинтересовался он, поднимаясь с кушетки и смотря на врача теперь сверху вниз.
— Организм не борется, — с опаской выдохнул мужчина.
— У меня был ушиб мозга, — оскалился Громов, заставляя остальных присутствующих заметно напрячься. — Я очнулся через сутки. Таня без сознания девять часов!
— Вы — здоровый мужчина! — парировал врач. — Она — слабая девушка. Её организм критически ослаблен. У неё были какие-то серьезные оперативные вмешательства или тяжелые болезни в последнее время?
— Операция на плечо, — кивнул Евгений, всё ещё ведя разговор на повышенных, напряженных нотах, будто врач был в чем-то перед ним виноват. — Она была здесь же. Почти год назад.
— Про это нам известно. Было что-то ещё?
— Нет, — уверенно ответил Громов.
Арсений и Антон виновато переглянулись. Только они знали об операции, которую Таня перенесла летом. Несколько секунд они безмолвно и опасливо смотрели друг на друга, но когда врач задумчиво кивнул сам себе и собирался вновь вернуться к Тане, они в один голос позвали его обратно. Громов подозрительно нахмурился. Он вопросительно посмотрел на Алису, но она и сама непонимающе развела руками.
— У Тани была операция на органы репродуктивной системы, — собравшись с мыслями, озвучил Арсений.
Громов на несколько секунд оторопел. Он думал, что уже не способен что-либо чувствовать. Но сейчас, слушая рассказ Мельникова, он вновь ощутил приступ сильнейшей злости. Анализировать что-то он был не в состоянии, а потому, сделав широкий шаг к Арсению, Громов швырнул его к стене, впечатывая в неё спиной.
— Почему ты не сказал мне об этом? — зарычал он, сдерживаемый Антоном, Алисой и врачом. — Почему?!
— Вы были не в самых доверительных отношениях на тот момент, — спокойно отвечал Арсений, поправляя пиджак. — Вы разошлись! Вы были даже не друзьями!
— Я хочу тебя касаться, — пояснил Громов, положив свои ладони на запястья Тани, начиная медленно вести ими вверх по её тонким рукам, запуская своими действиями волну мурашек по телу. За окном шумела олимпийская деревня Ванкувера, а в груди быстро билось сердце. По тому, как Таня замерла, кажется, даже переставая дышать, Женя убедился, что она действительно чувствует то же, что чувствует он.
— И я не могу отказаться от этого, — тише пояснил он, пристально смотря ей в глаза. — Я бы и рад, Таня, правда, но я не могу.
Она чуть нахмурила брови, туго соображая после утомительного дня. Она не совсем понимала, что значило это его «я бы и рад», но то, что он признался в невозможности отказаться от прикосновений, практически лишало дара речи. Таня не знала, хотела ли она с ним отношений. Её девичья легкость кричала «да!», но здравый смысл, который, хоть и не в большом количестве, но всё же присутствовал, строго вопрошал — «кто ты, а кто он?».
— Может, мы всё же… — с трудом начала она, опуская глаза. — Останемся друзьями…
— Мы не можем ими остаться, — строго ответил Громов, понимая, что она собиралась сказать, — мы никогда ими не были.