— Я придумала! — резко воскликнула Таня. — Ты будешь Пирожочком!
Громов от услышанного поперхнулся глотком кофе. Он кашлянул, и напиток полился у него через нос. Ему пришлось судорожно подставил ладонь под подбородок, вставая из-за стола, и склониться над раковиной. Татьяна, наблюдая эту картину, заливалась смехом.
— Такой, знаешь, который в масле поджарили, — она решила добить партнера окончательно и объяснить ему происхождение прозвища. — У него твердая корочка, а вот внутри мягко и горячо. И вредно.
***
Алиса тихо приоткрыла дверь в палату Тани и одним глазом заглянула внутрь. Громов, опустив голову вниз, дремал на маленьком стуле, на котором ему наверняка было неудобно. Но организм, даже его, был не железным и требовал хоть какого-то отдыха. Хоть какого-то сна. Громов даже не спал. Он просто отключился.
Алиса тихо прошла в палату, собираясь выключить свет, который, впрочем, не мешал ни Евгению, ни, тем более, Татьяне… Но затем остановилась возле Громова, с ужасом заметив несколько седых волос на его голове. Мурашки страха пробежались по её спине. Она лишний раз убедилась в том, что было и без того очевидным — в день, когда остановится сердце Тани, его не станет тоже.
Алиса протянула к его волосам ладонь, но она сначала зависла в воздухе, а затем сжалась в кулак. Трогать его сейчас не стоит. Ему необходимо поспать. Ему необходимо выпасть из этой реальности, которая в последние дни душила его болью.
***
Евгений сделал глубокий вдох. Морозный воздух обжигал нос, запуская приятное возбуждение по телу. Он огляделся по сторонам и с удивлением обнаружил себя в зимнем саду, припорошенным снегом. Холодное, пустынное, странное место. Но Евгений даже не думал размышлять о том, как он здесь оказался. В белой беседке, точь-в-точь как в загородном доме родителей, он разглядел знакомую фигуру. Таня! Он не может ошибаться. Она сидела спиной к нему, абсолютно без какого-либо движения.
Евгений попытался сделать шаг. Ещё раз. И ещё. Но он не мог сдвинуться с места. Не мог дойти до любви всей своей жизни, не мог обнять, не мог сказать всего, что не успел. Он ещё раз дернулся, но всё было впустую. Тело будто ему не принадлежало вовсе. Он чувствовал только обжигающий холод. И чувствовал острую необходимость забрать отсюда её… Она ведь сейчас замерзнет…
— Таня! — протяжно закричал Громов, практически срывая голос и напрягаясь так, что на шее проступили жилы. — Таня!
— Она тебя не услышит… — произнес с искренним сожалением знакомый, до боли родной голос. На мгновение Евгений оторопел то ли от ужаса, то ли от шока. Этот голос, который невозможно забыть, который звучал в его воспоминаниях и на оставшихся детских кассетах…
На негнущихся ногах Громов несмело обернулся, и глаза его округлились ещё больше.
— Привет, малыш… — тепло, но с долей грусти в глазах улыбнулась молодая женщина, так похожая на своего взрослого сына.
Комментарий к Когда разбиваются чемпионы
Автор перенес сотрясение мозга и пустился во все тяжкие. Особенно момент в конце. Прошу не воспринимать его серьезно, но готовиться к тому, что следующие две главы станут последними)
Отдельно поблагодарю Tillan1945, Cubalibra и Dev1nette за помощь.
P.S.: К концу этой работы мы с соавтором по “Водонепроницаемости”, наконец, решились создать группу Вконтакте. Пока мы не очень понимаем, чем будет её заполнять, но будем рады вашей поддержке и, конечно, открыты для любых интерактивов) https://vk.com/darklibra
========== Есть одна проблема… ==========
Комментарий к Есть одна проблема…
Да здравствует новогоднее чудо, друзья)
По секрету говоря, я этой главой совсем не довольна, возможно, в один день я перепишу её, но пока пусть будет так. На большее я не способна, а оставить любимых читателей без чего-то светлого в канун праздников мне хочется меньше всего.
Я вас люблю. Мои персонажи тоже.
Всё, кроме любви, вся наша жизнь так далеко.
Я, я - не один, но без Тебя просто никто.
Би-2 - Молитва
— Мама… — одними губами, совсем беззвучно, прошептал Громов, испытывая одновременно и страх, прекрасно осознавая, что его мать мертва, и радость от того, что может её увидеть, и полное непонимание происходящего.
Юлия совсем не изменилась с момента, когда он видел её в последний раз. Она всё так же молода и красива. Разве что теперь она казалась Жене ещё меньше. С шестнадцати лет он вырос примерно на пятнадцать сантиметров и мама, которая и тогда была ниже ростом, теперь была вынуждена смотреть на него, чуть запрокидывая голову. Она как всегда была спокойна, а в серых глазах плескалось счастье, смешанное с долгой тоской и легкой грустью. Она не могла налюбоваться тем, в какого красивого, совсем взрослого мужчину превратился её сын. Хотелось коснуться его. Провести ладонью по волосам так, как она делала, когда он был маленьким. Хотелось обнять… И Громов этот порыв разделял всецело. Он хотел шагнуть навстречу и прижать к себе одного из самых дорогих людей, но по-прежнему не мог пошевелиться. Что-то сковывало все его движения. Он совершенно не мог управлять своим телом, которым владел изумительно.
— Почему я не могу… — растерянно начал он, а затем увидел, как в свете холодного зимнего солнца блеснуло серебряное кольцо. То самое, которое она успела вдеть в ухо, судорожно собираясь в аэропорт.
— Потому, что тебе здесь не место, — Юлия старалась улыбаться, но светлая грусть в глазах не позволяла сделать это искренне. Она была рада видеть сына, но прекрасно понимала, что ничего хорошего в этом нет. И его возлюбленная тоже не должна здесь находиться. Если они и должны были когда-нибудь познакомиться, то точно не так. Не так рано…
— Это похоже на пытку, — хмуро произнес Евгений, отчего-то виновато опуская взгляд вниз — на белый, мягкий снег. — Не могу коснуться тебя, не могу забрать её…
— Ко мне она сейчас ближе чем к тебе, — вздохнула Юлия, с сожалением смотря на сына и понимая, что вторую такую потерю не вынесет даже он.
— Ты можешь что-нибудь… — дрогнувшим голосом начал он.
— Я бессильна, — качнула головой Юлия, виновато смотря на Женю. — Если ты — бог, это не значит, что я тоже…
Громов грустно улыбнулся, понимая, что бессильный Бог это, пожалуй, самый жестокий оксюморон. Подул холодный ветер. Евгений вновь попытался сдвинуться с места, но ничего не получалось. Зимний мороз начинал пробирать его до костей, но ни Юлия, ни Таня, по-прежнему сидевшая в беседке без малейшего движения, этого холода не ощущали.
— Прости себя, — внезапно произнесла его мама, — прости себя, Женя. Ты ни в чем не виноват. Виновата только я.
Евгений напряженно нахмурился, чувствуя, как внутри начинает смешиваться всё то, что он так долго хранил, так долго пытался спрятать. Так долго пытался с этим бороться, но в итоге пронес через половину своей жизни…
— Нет, мама, — Громов запнулся, поджимая губы, будто не веря в то, что у него вновь появилась возможность обратиться к ней вот так, этим самым нежным и важным словом. — Я должен был сказать раньше.
Юлия грустно улыбнулась, наблюдая за тем, как Женя опустил взгляд вниз, чувствуя огромную вину за боль и… за смерть любимого человека. Она протянула к нему руку, желая коснуться его головы, но тонкая ладонь повисла в воздухе. Она могла коснуться его. Могла обнять. Могла. Нельзя. Тонкие бледные пальцы дрогнули, а затем сжались в кулак. Когда Евгений вновь поднял на неё взгляд, рука Юлии повисла вдоль тела.
— Я не должна была оставлять тебя, — борясь с голосом, который начал дрожать, произнесла она. — Но я думала, что справлюсь со всем одна, а затем вернусь к тебе. И всё будет хорошо. Я хотела, чтобы ты не видел меня разбитой… Ты поймешь меня однажды, когда станешь родителем.
Громов болезненно усмехнулся, вспоминая об операции Тани, о которой она умолчала.
— Боюсь, что отцом мне стать не суждено, — проворчал он, на мгновение обернувшись к белой беседке. Юлия, сдерживая смех, дернула плечами. Женя, конечно, вырос, закончил университет, выиграл кучу чемпионатов, но внутри так и остался упрямым мальчишкой.