От его прикосновения Калинина задрожала, начиная плакать навзрыд, больше не
пытаясь сдержать слёз. Такие родные, такие теплые руки Евгения. Руки, которые
отныне держат не её.
— Тише, Алиса,— попросил он, чуть отстраняясь и разворачивая девушку к себе.
Несколько минут он смиренно ждал, пока она успокоится и уберет ладони от лица.
Всё это время Евгений пытался вспомнить, видел ли он её в таком состоянии за все годы их знакомства ранее? Нет, ни разу. Громов старался воспитать в ней характер, силу. Он всегда как-то неосознанно воспринимал Калинину как младшую сестру и не раз в шутку говорил это в интервью. Сейчас же он увидел её слабой, надломанной. И просто не знал, как к ней подступиться, особенно учитывая то, что он и сам частично виноват перед ней. Евгений присел перед Алисой на корточки, и их лица оказались на одном уровне. Калинина положила ладони на колени, и взгляд её изумрудных глаз обжег Громова невиданной ранее ненавистью. Ему на несколько секунд показалось, что она готова его ударить. И, возможно, была бы по-своему права.
— Ты предал меня, Громов, — с разгорающейся злобой произнесла Алиса. — Ты разрушил всё, что мы строили годами.
— Это не так, — покачал головой фигурист, стараясь сохранять спокойствие. Он
твердил себе мысленно, что это его прежняя Алиса. Его друг. Просто случившееся
подорвало её дух, и нужно перетерпеть и быть мягче.
— Ты разрушил всё, разрушил! — твердила своё Калинина, продолжая сверлить
бывшего партнера взглядом, полным злобы.
— Алиса, Федерация не давала мне выбора, меня поставили перед фактом.
— Ты мог отказаться! Ты мог пропустить сезон! Ты мог не вставать в пару с этой…
— Калинина поморщилась, отводя взгляд в сторону и показывая всем своим видом
отвращение к конкурентке.
— Мы все заложники этой ситуации, — Громов изо всех сил пытался остаться
спокойным.
— Я здесь единственный заложник ситуации! — закричала Алиса, всплеснув руками,
а затем ударила ими же по подлокотникам инвалидного кресла.
Евгений поднялся, понимая, что разговор будет ещё тяжелее, чем он предполагал.
— Ну? Чего ты молчишь? — с кривой, ядовитой ухмылкой спросила Алиса, смотря на бывшего партнера заплаканными глазами. — Понимаешь, что я права?
Громов несколько секунд изучающе смотрел на Алису, всерьез начиная подозревать,
что его настоящая Алиса, его подруга, погибла в той аварии и перед ним сидит её
обезумевший двойник, не понимающий очевидных вещей. Спокойствие мужчины
начинало его оставлять.
— Хочешь поиграть в судью? — нахмурился он.
Его строгий, хорошо знакомый Калининой тон на несколько секунд отрезвил её.
— Хочешь разобраться, кто прав, а кто нет? — продолжил он. — Ты уверена?
Алиса поджала губы, переводя взгляд с Громова на свои бледные пальцы.
— Мы пахали с тобой весь прошлый олимпийский цикл, доказывая, что мы лучшие в стране, в Европе, в мире. Мы стали бронзовыми призерами прошлой Олимпиады, — голос Евгения леденел с каждым словом. — Затем мы отпахали ещё три года, доказывая, что готовы поехать за золотом на грядущую Олимпиаду. Верно, Алиса?
Она не отвечала и смотрела в одну точку, боясь даже пошевелиться.
— Верно, — ответил за неё Громов. — Три недели назад, когда тебе ночью
стрельнуло вернуться с дачи друзей, я умолял тебя, Калинина, я умолял и кричал
в трубку, чтобы ты дождалась утра. Было такое?
Алиса молчала. Громов всё больше распалялся, и с поднимавшейся бурей в его
груди все сильнее раздавался его голос, усиливаясь от стен комнатушки.
— Было, — кивнул себе он. — Так кто из нас предал наши труды ради сиюминутного
желания вернуться ночью?
Евгений замолчал, отойдя от Алисы и приложив руку ко лбу. Неожиданно для него самого груз вины, который он сам же взвалил на свои плечи, спал. Громов даже сделал глубокий вздох, будто раньше дышал в пол силы.
— Эта… Таня, — Громов показал пальцем куда-то в сторону, — она тебе не ровня. Мне приходится поднимать ее с низов, чтобы не похерить все, что мы с тобой заработали потом и кровью.
— С той сукой… Волченковой ты в пару не встал, — голос Калининой прерывался от
всхлипов и накатывавшей бессильной злобы, — а с этой… без вопросов!
Громов резко подался вперед, угрожающе ударив ладонями по подлокотникам кресла.
Его лицо и лицо Алисы оказались друг от друга в считанных сантиметрах.
— Не смей сравнивать их. — Голос Евгения был низок и холоден. Такой тон пугал даже рыжеволосую фигуристку, чей норов порой не мог укротить ни один сколь-нибудь строгий тренер.
—Что… с твоим лицом? — вдруг спросила Алиса, щурясь заплаканными глазами.
— Неудачная подкрутка, — объяснил Громов, отпрянув от Алисы и нахмурив брови. —
Поддержки ей трудно даются из-за страхов. Неудачный опыт. Тебя это миновало.
Фигуристы усмехнулись, синхронно опустив взгляд. Калинина вдруг поняла, что её партнер ни разу не подвел ее, и что сейчас он работает на их пару, пускай и с какой-то серой лошадкой. Решив, что для первого раза с них обоих хватит, Громов направился к двери, намереваясь уйти.
— Женя? — позвала его Алиса.
Громов остановился, но не обернулся.
— Пообещай мне кое-что.
Калинина едва заметно ухмыльнулась. Она знала, на что давит. Она знала, что
если Громов что-то пообещает, то обязательно выполнит.
— Что? — поинтересовался он, обернувшись к Алисе.
— Что ты будешь кататься со мной в следующем сезоне.
Брови Громова от такого поползли вверх. Во-первых, он и сам не знал, останется ли в спорте на следующий сезон, а во-вторых, такая ультимативность ему никогда не нравилась.
— Я не могу тебе такого пообещать. Как минимум потому, что никто не знает, восстановишься ли ты, — выкрутился он, хотя и понимал, что в его словах есть правда.
— Ты просто не хочешь брать на себя ответственность за меня, — посмотрела на него с презрением Алиса.
— Чего-чего, а вот ответственности я никогда не боялся. И ты знаешь это, как
никто другой.
Громов открыл дверь, ведущую в коридор и снова бросил короткий взгляд на
Калинину.
— Поправляйся скорее и береги себя.
***
Евгений вставил ключ в замочную скважину и на секунду замер. Затем, помедлив, открыл дверь. Квартира спортсмена была холодной, пустой и совсем не обжитой. Не было ни картин, ни цветов, ни каких-то безделушек. Ничего, что говорило бы о наличии хозяев. Да и зачем это в доме, который является ночлежкой на пару дней между очередными перелетами?
Громов бросил взгляд на настенные часы и понял, что Таня уже в Санкт-Петербурге, и нужно написать ей. Ничего остроумного в голову ему не лезло, поэтому мужчина решил обойтись простым «Приветик :) Как погода в Северной столице?»
Он прошел на небольшую кухню и, поставив чайник, устало сел за стол. Он
почувствовал, что… соскучился по новой партнерше. Она была светлой, по-девичьи
легкой, но при этом довольно неглупой. Евгений прикрыл лицо ладонями, надеясь,
что Татьяна ему просто симпатична как человек, особенно на фоне того, что Лена
и Алиса в последнее время изменились в плане общения с ним в худшую сторону.
«Приветик? Ты, кажется, не пьешь. С чего такие… нежности? :) Погода в моих краях стоит вполне типичная — слякоть, серость…» — ответила ему через несколько минут Алексеева.
Громов торопливо принялся набирать ответ, игнорируя свистящий на плите чайник.
«Это ещё совсем не нежности, плюша. ;) Слякоть не заставит тебя приехать
раньше?»
Губы Евгения растянулись в улыбке. Он и сам не заметил, как начал флиртовать с партнершей. И ему действительно хотелось, чтобы Таня приехала не завтра после обеда, а как можно раньше. Он пытался убедить себя, что хочет этого просто потому, что ему необходимы тренировки, которые помогли бы отвлечься от ситуации с Алисой.
«До нежностей такими темпами ты не доживешь. Ещё одно «плюша», и я умышленно перестану вовремя вытягивать руки на выходе из подкрутки. И нет, серость питерского неба я не променяю на серость твоего выражения лица, товарищ Громов…» — пришло в ответ от его партнерши.