Евгений вспомнил то, что случилось между ним и Таней в раздевалке. После такого он не был уверен в том, что ему можно доверять. Он сорвался, как мальчишка, и ненавидел себя за это.
Но Ксюша этого не знала. Она делала свои выводы, полагаясь на то, что видела после их проката в пределах льда и зоны kiss&cry.
— Спасибо, — выдохнул он, утомленно проводя ладонью по лицу. — Доброй ночи и… удачи завтра.
— Спасибо. Надеюсь, завтра мы все сделаем всё возможное. Желаю выспаться и набраться сил.
***
14 января, 9:30.
— Доброе утро, — Таня вышла из своего номера в назначенное время. Громов, как и обещал вчера, зашел за ней, чтобы вместе позавтракать и отправиться на тренировку.
— Доброе, — без эмоций ответил он, с каким-то сожалением посмотрев на партнершу. Он чувствовал себя виноватым за вчерашнее, но при этом страстно желал повторить и зайти намного дальше. И за это злился на себя ещё больше.
За завтраком они почти не разговаривали, за исключением небольшого обсуждения того, что Тане на телефон позвонила мама, ужасно встревоженная тем, что увидела по телевизору. Громов признался партнерше, что принял вызов и поговорил с ней, успокоив и объяснив ситуацию, а затем отметил, что у них очень похожи голоса.
Евгений видел, что Таня боится даже поднять глаза на него. Сейчас, за несколько часов до проката произвольной программы, такое напряжение между ними было совсем не желательным, но Женя не мог, а точнее, не хотел с этим ничего делать. Он не хотел сближаться с ней, не хотел мириться. Не хотел видеть её счастливой и улыбающейся, потому что в такие моменты она была ещё красивее чем обычно.
Они партнеры. Они вместе работают. На этом всё.
***
Тренировка на льду, 10:50.
— Таня! — крикнул хореограф, прерывая фигуристов и вынуждая их остановиться. — Я тебе не верю!
Алексеева обернулась к молодому мужчине, стоящему у борта, призывая пояснить претензию.
— В тот момент, когда ты проводишь ладонью по его щеке, — начал хореограф, — посмотри на него так, будто он — всё, что тебе нужно в этой жизни. Тянись к его лицу своим. Тянись к нему душой!
Татьяна вздохнула. Сейчас ей как никогда раньше хотелось отрабатывать элементы, а не артистическую составляющую, и она считала минуты до прихода Ольги Андреевны.
Хореограф требовал смотреть на Громова с любовью, а здравый смысл — с холодным безразличием, надеясь, что это поможет забыть вчерашний вечер и похоронить всё, что зарождалось в душе по отношению к этому мужчине.
— Женя! Тебя это тоже касается! — обратился к нему постановщик.
Евгений кивнул, догадываясь о том, что Тане это не нравится так же, как не нравится ему.
— Помни идею программы и неси её в себе весь прокат! — эмоционально произнес хореограф, всплеснув руками и продолжая раздражать фигуристов, желавших скорее отделаться от подобных замечаний. — Таня — твой свет! Она пришла в твою жизнь и напомнила, что ты живой! Смотри на неё с нежностью и любовью! Я должен поверить вам! Давайте ещё раз с самого начала!
— Рад знакомству, мой свет, — ядовито проворчал Громов на ухо Тане, вставая в начальную позу.
— Плюша осталась в прошлом? — с такой же интонацией поинтересовалась Алексеева, крайне натянуто улыбнувшись.
— Не дождешься.
***
— Просто тебе нужно попробовать начать этот кусок с внутреннего ребра, — поясняла Громову Ольга Андреевна, подозвав его к борту.
— А ойлер, который перед сальховым… — Евгений не успел задать вопрос до конца.
Он услышал звук удара об лёд и резко обернулся.
Таня лежала на боку, и по её позе Громов понимал, что она упала с прыжка и весь удар пришелся на тазовую кость и внешнюю поверхность бедра. Он видел, как Алексеева жмурится от боли, дрожащими руками приподнимая себя со льда.
Ни один фигурист не будет рад видеть падение партнера. Это всегда неприятно. Но сейчас Громов поджал губы, чувствуя, будто боль Тани передается и ему тоже. Вместе с этим ощущением к нему пришло внезапное желание сделать так, чтобы Таня больше никогда не падала и не знала, что такое боль. Слишком она нежна для льда, который никогда не отличался мягкостью. Она не должна быть здесь. Не должна лежать на холодном, твердом льду, корчась от саднящей боли.
Но Евгений понимал, что его желание невыполнимо. Она спортсменка, и физическая боль — то, что так или иначе будет преследовать её всю жизнь.
Громов несколько секунд наблюдал за тем, как Таня медленно поднимается со льда, потирая ушибленное место ладонью. Неожиданно для себя он осознал, что причина, по которой она так нежна и привлекательна для него, является именно то, что Таня не обезображена спортом высших достижений так, как обезображен им он и его последняя девушка. Тане не приходилось постоянно бороться с другими и, в первую очередь, с самой собой. Раньше она каталась в некотором смысле для себя. Её устраивало то, что она получала, не прикладывая особых усилий. Сейчас же ей придется много бороться, и это, по мнению Громова, рано или поздно выбьет из неё всю робость и нежность. Этим чувствам не место в спорте. А, значит, Таня в скором времени станет такой же упертой и голодной до побед, как Алиса или Лена, потеряв своё нынешнее слишком доброжелательное мироощущение. И тогда она точно перестанет ему нравиться.
Вступая в отношения с Леной, Евгений был уверен, что это правильно. Они оба фигуристы. Они понимали друг друга и знали специфику своей работы. Тогда он считал, что обычная девушка, далекая от мира спорта, ни за что не станет мириться с постоянным отсутствием Евгения дома, с бесконечными сборами, соревнованиями и тренировками. К тому же, его вид спорта всегда оставлял бы ей место для ревности, учитывая то, что ему приходится находиться в очень тесном физическом контакте с партнершей. Поэтому Лена казалась ему хорошим вариантом как минимум для стабильной разрядки либидо. Евгений был рад, что они состояли в разных парах, потому что отношения непременно мешали бы работе. Но, как оказалось позднее, Елена думала иначе и затевала всё это именно для того, чтобы встать с ним в пару.
Сейчас же, смотря на Таню, в голове Евгения зарождались противоположные мысли. Возможно, ему стоит попробовать себя в отношениях с девушкой не из мира спорта. Пусть она будет такой, какая Алексеева сейчас. Это смогло бы отвлечь его от партнерши и дать ей возможность дальше развиваться в спорте высших достижений, набивая шишки и переставая быть мягкой, нежной, робкой и, черт возьми, бессовестно красивой. Впрочем, последнего её будет, кажется, невозможно лишить.
Громов едва заметно кивнул своим мыслям. О Тане ему нужно забыть. Только так он сможет остаться с ней в жестоком мире спорта. Только так сможет завоевать золото своих последних Олимпийских Игр. Он не может поставить под сомнение всё, к чему шел многие годы ради отношений с партнершей. Если же позволить чувствам взять верх, то работать станет в сотни раз сложнее, когда каждый раз при её падении у него будет останавливаться сердце. Он никогда не испытывал влечения к партнершам, но догадывался, что это мешает работе. Однако только сегодня понял насколько. Сейчас ему не хотелось исполнять никакие элементы, особенно выброс. Он не хотел изо всех сил кидать её высоко и далеко от себя, а затем с тревогой наблюдать за тем, сможет ли она приземлиться. Если бы у него была возможность, он бы просто катался с ней по льду, держа на руках, чтобы точно контролировать её и не дать испытать боль. Никогда.
Но такие размышления были губительны для карьеры их обоих. Громов снова мысленно повторил себе, что о Тане нужно забыть. Иначе им не видать медалей высшего достоинства. Алексеева тем временем начала новый заход на прыжок. Евгений видел, что она допустила ошибку перед толчком и понимал, что падение не заставит себя ждать. Поэтому он отвернулся, возвращаясь к разговору с тренером.
В следующую секунду Таня снова упала. Евгений не шелохнулся. Он не собирался оборачиваться и, тем более, не собирался помогать ей вставать. Пусть борется сама. Пусть перестает быть нежной.
***
14:40.
— Может, ты всё же разрешишь мне если не сходить на стадион, то хотя бы посмотреть трансляцию на телефоне или по телевизору? — с надеждой обратилась к партнеру Таня, когда они подошли к своим номерам, располагавшимся рядом. — Я должна видеть прокат Ксюши. Я смотрю все её прокаты.