«…Седативный транквилизатор, оказывающий избирательное действие на организм. Не подавляет активность центральной нервной системы и не действует расслабляюще на всё тело. Целенаправленно снижает все тревожные и фобические проявления, чем отдаляет появление очередной панической атаки или сглаживает её неприятные симптомы…»
========== О хлебобулочных изделиях и командных соревнованиях ==========
4 февраля, квартира Громова, 19:50.
Татьяна и Евгений попросили Ольгу Андреевну закончить их сегодняшнюю тренировку на полчаса раньше. Они собирались посмотреть репортаж, отснятый вчера. Тренер назвала их большими детьми, но всё же отпустила. С условием, что завтрашняя тренировка будет длиться на час больше.
Партнеры расположились на диване, включив телевизор. Пока по нему шла реклама, Громов перевел взгляд на Таню. Она, облаченная в клетчатые штаны и домашнюю футболку с нарисованной овечкой, держала в руках глубокую тарелку с горячим молоком и любимыми ею медовыми хлопьями. Сейчас, когда её волосы были собраны в высокий хвост, а на лице почти не было макияжа, она казалась Жене ещё моложе, и он не видел в ней чемпионку Европы, не видел спортсменку, не видел пресловутого друга. Он видел в ней свою маленькую Плюшу. И это затмевало все остальные статусы его партнерши. Громов улыбнулся, радуясь тому, что Таня слишком увлечена любимым лакомством, чтобы заметить его взгляд.
— Это последний день, когда мы едим нездоровую пищу, — неожиданно строго произнес Евгений, переводя взгляд на экран, по которому начиналась передача об олимпийской сборной.
— Совсем последний? — с напускной грустью вздохнула Таня, вновь опуская ложку в молоко и набирая вместе с ним больше хлопьев.
— Не совсем, а до финального проката на Олимпийских Играх, — задумчиво отвечал Громов, пытаясь слушать закадровый голос, рассказывавший об одном из биатлонистов. — Мы совсем перестали следить за питанием.
— Сказал человек, сидящий с бутылочкой газировки в руках, — прокомментировала Таня с улыбкой.
Однако когда Евгений отвлекся от репортажа, повернув голову к партнерше и недовольно сверкнув серо-голубыми глазами, Таня поняла, что зря это сказала. Она вспомнила, как на днях, стоя в утренней пробке по пути на тренировку, Громов рассказывал про свою учебу на заочном отделении в Российском университете физической культуры и спорта. Перечисляя свои любимые предметы, фигурист сделал большой акцент на курс по физиологии питания. И по взгляду Евгения Таня поняла, что сейчас ей светит лекция именно по этой дисциплине.
— Молоко, — серьезно начал он, — что ты пьешь почти каждый день, содержит лактозу, которая с возрастом хуже усваивается организмом и тебе…
— Ну, началось, — страдальчески констатировала она, на секунду перебивая его. — И не пью я молоко в чистом виде!
— Ты его добавляешь в кофе, а ещё эта твоя ежедневная овсянка, — при упоминании каши глаза Евгения загорелись ещё ярче. — Её нельзя есть каждый день!
— Ты бы лучше о своем организме переживал, который с возрастом усваивает всё хуже, ага, — мрачно добавила Таня, убирая опустевшую тарелку на небольшой журнальный столик.
Громов постарался сделать вид, что его подобный укол не задел. Однако для любого спортсмена возраст — больная тема. Особенно когда ты в своем виде спорта крайне успешен.
— Я ещё не договорил про овсянку, — напомнил он, намекая, что лекция сейчас продолжится, но закадровый голос, начавший вещать об их паре, сменил настрой фигуриста, приковывая его внимание к репортажу.
«В парном фигурном катании главным претендентом на золото является наша пара — Татьяна Алексеева и Евгений Громов. Нашей съемочной группе посчастливилось провести с фигуристами целый день, наблюдая за их ритмом жизни, который, в преддверии игр, так же быстр, как скорость, на которой они перемещаются по льду».
Закадровый комментарий сопровождали красочные и эмоциональные кадры с их прокатов на чемпионате Европы и с церемонии награждения. После этого картинка сменилась, и перед зрителями предстал журналист, позвонивший в дверь квартиры Евгения.
« — День будущих олимпийских чемпионов начинается в шесть утра, — пояснил на камеру корреспондент».
Татьяна и Евгений, сидящие перед телевизором, заговорщически переглянулись. Только они и Агния знали, что тот день начался для них в пятом часу, потому что им пришлось перенести большинство вещей Тани в квартиру соседки Громова и обустроить всё так, будто это была её квартира. Наибольшее затруднение вызвала детская кроватка, которую фигуристам пришлось спрятать в ванной в надежде, что туда телевизионщики вряд ли зайдут. И, конечно, много времени отнял процесс убирания всех фотографий с семьей Агнии, которых было очень много в каждой комнате. Евгений прибежал в свою квартиру за считанные минуты до того, как должна была пожаловать съемочная группа. Ему пришлось взъерошить волосы, чтобы сделать вид, будто он проснулся совсем недавно. Через секунду Громов открыл дверь, будучи ещё в домашней одежде. В правом нижнем углу было указано время, в которое был снят этот момент — 6:10 утра.
« — Доброе утро! — с приторным жизнелюбием поздоровался с фигуристом журналист.
— Доброе утро, — гораздо спокойнее, но всё же с улыбкой ответил Евгений, шире открывая дверь и пропуская съемочную группу в свою квартиру.»
— Да ты прямо пышешь гостеприимством, — с улыбкой констатировала Татьяна.
— Тебе ли не знать о моем гостеприимстве, — кивнул Громов, смотря на экран, на котором он проводил небольшую экскурсию по своей однокомнатной квартире.
Однако журналистов его место проживания не впечатлило, что было, по мнению Тани, вполне ожидаемым. Партнерша предлагала Евгению вытащить хоть какие-нибудь медали и фотографии, но Громов стоял на своем, не желая подстраиваться под кого-то другого. Поэтому единственной наградой, которую даже засняли крупным планом, стала золотая медаль прошедшего чемпионата Европы. Её Евгений до сих пор хранил на полке, не спрятав в коробку с остальными медалями.
И пока бронзовый призер прошлых Олимпийских игр с телеэкрана вещал о своём рационе, открывая холодильник, из которого он рано утром спрятал всё, что могло бы его скомпрометировать, в заранее открытую дверь квартиры вошла Агния. Фигуристы пригласили её посмотреть репортаж вместе с ними.
— Опаздываешь, мать, — с ухмылкой констатировал Евгений, подвинувшись ближе к Тане, чтобы соседке было куда сесть.
— Я долго не могла уложить Женю, — объяснила она, а затем подошла к Алексеевой, наклонившись к ней и приветственно приобняв. — Рада снова тебя увидеть!
— И я рада, — Таня улыбнулась ей в ответ. — Ещё раз спасибо за помощь.
— Ерунда, — отмахнулась Агния, — тем более это было хорошим поводом заставить Олега съездить к моей маме.
Громов шумно вздохнул, призывая соседку, наконец, сесть и дать им нормально посмотреть передачу. Подобные разговоры Агнии о семье, о маме, о детях не находили отклика у него и даже раздражали.
— Двинься тазом! — обратилась к нему Агния. — Я хочу сидеть между чемпионами Европы. Смогу желание загадать.
Такая просьба соседки не понравилось Громову, но перечить он не стал и отодвинулся к другому краю дивана. Однако чувствовал странный дискомфорт и даже какую-то злость, когда кто-то или что-то пыталось вставать между ним и Таней. И неважно, в прямом или переносном смысле.
Смотря часть репортажа, снятую уже на тренировке, где журналист, стоя у борта, рассказывает о том, при каких обстоятельствах они с Таней встали в пару, Евгений недовольно нахмурился. Он вспомнил, как этот корреспондент в конце дня пытался позвать его партнершу на ужин. Громов полагал, что Таня откажется, но всё же вмешался. Он вежливо попросил журналиста отложить свои ухаживания до завершения Олимпиады. Но лучше бы вообще до конца своей жизни, который, если он не прекратит, настанет очень скоро.