Евгений нахмурился, не понимая поведения Алисы. Раньше она не вела себя подобным образом. Да, она всегда резко отзывалась о Волченковой и частенько делала это даже в её присутствии. Но он полагал, что Лена просто не нравилась ей как человек. Однако сейчас Громову казалось, что Алиса ревнует его. И не как партнера. Фигуристу оставалось только гадать, судорожно прокручивая все совместные года вместе, где он мог дать какой-либо повод Калининой полагать, что между ними может что-то быть.
— Какое прозвище было у Алисы? — шепотом обратилась Таня к подруге, рассчитывая, что она знала всё о всех членах сборной, но Ксюша в ответ лишь развела руками.
— Дай-ка сюда! — раздраженно воскликнула Калинина, резко вырывая у Громова блистер таблеток и в который раз привлекая к себе внимание сидевших сзади Ксении и Татьяны.
Евгений повернул голову к бывшей партнерше, смеряя недовольным взглядом и призывая отдать ему лекарство.
— Ты опять за своё? — злилась Алиса, которая подобные взгляды Громова испытала на себе в избытке, и они редко могли её напугать. — Всё ведь было нормально!
Евгений наклонился к проему между креслами, посмотрев через него на Ксюшу с Таней. Девушки, до этого сидящие совершенно тихо в опаске пропустить какую-либо часть разговора бывших партнеров, резко переглянулись.
— Ну я ему и говорю, — затараторила Ксения, — Дима, курицу нельзя так долго запекать! А он мне опять за своё!
— Ужасно, просто ужасно! — нервно принялась поддакивать Таня.
Громов недовольно вздохнул, понимая, что они всё слышали, а затем выпрямился, бросив взгляд на Алису.
— У меня и сейчас всё нормально, — ответил он.
— Тогда зачем это? — Калинина чуть приподняла вверх руку, в которой держала таблетки.
— Чтобы быть уверенным, что ничего не случится, — признался Евгений.
Он вспомнил их первую встречу с Таней. В последнюю очередь ему хотелось, чтобы она увидела хваленого и всесильного Евгения Громова с округлившимися от приступа страха глазами. Именно поэтому он выпил таблетку просто так, чтобы его точно не схватило. И по этой же причине пил их каждый следующий полет.
— То есть? — взбесилась Калинина. — Ты травишь себя просто так? Для профилактики? Ты сдурел?
— Алиса, — начал злиться Громов, схватив её за предплечье и придвинув к себе ближе, начиная говорить значительно тише. — Позволь мне жить так, как я хочу.
— Ты не понимаешь, что я беспокоюсь о тебе и твоей… — Калинина на мгновение поджала губы, понимая, что всё ещё испытывает к новой партнерше Евгения некоторую неприязнь. — Тане.
— Причем здесь Таня? — окончательно разозлился Громов, задавая этот вопрос так громко, что уже действительно разговаривавшие о Диме фигуристки, сидящие сзади, резко замолчали.
— Ты как никто другой знаешь, какие побочки у этой дряни! — рычала ему в тон Алиса, не уступая ему в гоноре, кипевшем в её зеленых глазах. — Ты хочешь её уронить? Ты вообще сможешь пережить такое?
Громов хотел возразить, но замолчал, разжимая пальцы и отпуская от себя бывшую партнершу. Он понимал, что Калинина права. Он не имеет никакого морального права причинять боль Тане. Она и так живет с ней каждый день, почти свыкнувшись с хронической мышечной и суставной болью. Этого с неё хватит. Особенно учитывая то, что в её прошлом уже было падение из рук партнера.
Алиса демонстративно дернула рукой, предплечье которой сжимал секундами ранее Женя, а затем отвернулась к иллюминатору. Она вспомнила, как год назад он уронил её в спортивном зале, потому что ей захотелось попробовать придумать новую поддержку. Падение было несерьезным, и Калинина получила всего лишь перелом двух пальцев левой руки и трехнедельный медицинский отвод от тренировок. Вот только Громов тогда не находил себе места, действительно считая себя виноватым.
— Ты больше не будешь принимать это, — снова обернулась к нему Калинина. В её голосе не было просьбы, не было вопроса. Была лишь констатация факта, озвученная безапелляционным тоном, которому она научилась у Громова. Она очень надеялась, что он с ней согласится и откажется от употребления объективно ненужных препаратов. И он согласился, мысленно радуясь тому, что семимильными шагами к нему возвращается его Алиса. Алиса, которая мыслила рационально и даже переживала о его Тане.
***
Ванкувер, Канада. 16:00.
Когда спортсмены вошли в аэропорт, отвратительное настроение Тани, продиктованное Алисой и её назойливым воркованием с Громовым, который, к счастью, заснул примерно в середине полета, несколько улучшилось. В зале российских спортсменов встречали волонтеры, многие из которых неплохо владели русским, а также огромное количество их соотечественников, проживающих в Канаде. И, конечно, журналисты. Очень много журналистов. После четырнадцати часов полета Тане, как и остальным членам сборной, меньше всего хотелось давать какие-то интервью. Но положение обязывало. И поэтому она на пару с Евгением около двадцати минут провела в плотном кольце корреспондентов.
Ещё даже не оказавшись в олимпийской деревне, Таня поняла, как тяжело приезжать на соревнования в статусе лидера. Все смотрели на них с Громовым так, будто золотые медали уже висели на их шеях. И эти взгляды, эти надежды, эти прогнозы оказывали сильнейшее давление, лишая малейшего шанса на ошибку. Из-за этого Таня сразу же вспоминала горький опыт чемпионата Европы, когда ошибка на прыжке сильно выбила почву из-под ног. И в связи с этим воспоминанием подсознание сразу же подкинуло то, что произошло в раздевалке. Таня наивно полагала, что с каждым днем она будет всё меньше вспоминать этот эпизод, но всё происходило с точностью наоборот.
Побеждать гораздо легче, находясь в статусе темной лошадки, когда ты резко выстрелил и перед этим на тебя никто не оказывал давления, никто завуалированно не намекал, что ты что-то там должен.
Таня осознавала, что с этой запредельной высоты, на которую их сейчас возводили абсолютно все, может быть очень больно падать.
В большой комфортабельный автобус, который должен был отвезти прибывших членов сборной России в олимпийскую деревню, Таня быстро заскочила одной из первых. Сейчас ей не хотелось общаться ни с кем. Даже с Ксюшей, которую она заранее об этом предупредила и попросила не обижаться. Впрочем, Исаевой было с кем неплохо провести время в дороге, учитывая то, как она сблизилась с Димой.
Алексеевой хотелось забиться куда-нибудь в самый дальний угол, включить любимую музыку и просто попытаться привести мысли в порядок. А господина Громова и вовсе хотелось видеть в последнюю очередь. Ему, как и Ксюше, теперь было с кем поговорить.
Таня заняла самое дальнее место в конце автобуса. Она села к окну, а затем расшнуровала синие утепленные ботинки, предоставленные вместе с олимпийской формой, чтобы дать ногам немного отдохнуть. Когда Таня подняла голову, то с удивлением обнаружила рядом с собой Громова, который невозмутимо устраивался на соседнем кресле, расстегивая куртку.
— Чередовать будешь? — недовольно поинтересовалась она. — Я, значит, буду спутницей в автобусе?
— Ревнуешь? — заинтересованно дернул бровью он, сдерживая улыбку. За несколько часов без неё Громов понял, что успел соскучиться.
— А кто я такая чтобы ревновать? — пожала плечами Таня, поворачиваясь к окну и чувствуя, что если сейчас не свернуть этот разговор, то он с каждой новой репликой будет набирать плохие обороты.
Алексеева действительно понимала, что Алиса — его главная партнерша. Количество наград, добытых с ней, не знал, казалось, даже сам Громов. А чего он добился с Таней? Одной медали на чемпионате Европы? Это просто смешно. Таня понимала, что чемпионат Европы для бронзового призера олимпийских игр и трехкратного чемпиона мира — ерунда, незначительный пустяк. И его медаль с этого чемпионата очень скоро окажется в той самой коробке, в которой он похоронил все остальные награды. Так, будто ни одна из них не имела значения.
— Ты… — Женя на мгновение смутился, а затем надолго замолчал, не зная, что сказать. Ему не хотелось сейчас называть её другом, потому что они оба понимали, что они друг другу никакие не друзья. И не хотелось бросать в её сторону сухое «партнерша», потому что Громов чувствовал, что к ней тянет и влечет не как к партнерше. Даже не так, как тянуло когда-то к Волченковой. Притяжение к той было каким-то плоским, поверхностным и нестабильным.