— Лечь сможешь? — сходу обратился к нему Антон, но затем судорожно огляделся по сторонам, понимая, что укладывать его на кушетку попросту нет времени. — Ладно, давай стоя.
Татьяна никогда не видела Громова в таком состоянии. Его тело била мелкая дрожь, а на лбу проступила испарина. Глаза его то и дело закрывались, и ей казалось, что он вот-вот потеряет сознание от одолевших мучений.
— Уйди, — прохрипел он, посмотрев на Таню затуманенными болью глазами. Меньше всего ему хотелось, чтобы именно она видела его в таком виде. Однако Таня не могла уйти. Как минимум, потому, что увиденное парализовало её, лишая возможности сдвинуться с места.
— Давай лицом к стене, — попросил Антон, но понял, что Женя в сложившейся ситуации уже туго соображает. Он положил ладони на его плечи и медленно развернул его к стене. Громов поднял руки над головой, сжимая ладони в кулаки.
Антон приподнял рубашку Евгения, безошибочно ткнув пальцами в место, которое доставляло ему наибольшие страдания, чтобы убедиться в необходимости блокады. Громов сжал зубы, оскалившись от дикой боли. Он изо всех сил пытался сдержаться. Татьяна видела, как вздулись вены на его шее.
— Сейчас, — попытался успокоить его врач, находя в небольшой аптечке необходимые ампулы и шприц. — Таня, подними его рубашку.
Но Татьяна стояла со стеклянными от ужаса глазами, не в силах пошевелиться. Она не знала, кому нужно молиться, чтобы это прекратилось. Чтобы Женю больше не терзала эта боль, передающаяся и ей тоже.
— Таня! — громко крикнул на неё Антон, вырывая из оцепенения. Она моргнула, возвращая себе ощущение собственного тела, а затем быстро подняла края рубашки Громова, оголяя его поясницу.
Антон поднес к его коже шприц, на мгновение замирая, зная, что сейчас Евгению придется ещё ужаснее. Врач решительно сжал губы и резко воткнул толстую иглу в его кожу. Громов сильно прогнулся в пояснице, неистово и протяжно закричав от боли, которую больше не мог терпеть даже он.
Татьяна от этого жуткого крика, на который отозвалась каждая клеточка её тела, в страхе отпрянула в сторону, не находя больше сил видеть и слышать такие мучения. Она обхватила голову ладонями, надеясь, что это просто какой-то кошмарный сон, что так не может быть.
Такое не могло случиться с её всемогущим Громовым. Просто не могло.
========== Как не должны заканчиваться сказки ==========
15 февраля, Олимпийский ледовый дворец. Раздевалка в подтрибунном помещении, 19:50.
Громов прислонился покрытым испариной лбом к холодной стене, блаженно закрывая глаза. Он чувствовал, как боль, пронзившая поясницу и отдающая в обе ноги мучительными прострелами, начинала утихать.
Татьяна, стоявшая на расстоянии нескольких шагов от него, с тревогой смотрела на партнера. Она ждала момента, когда его боль сойдет на нет. И судя по тому, что его дыхание становилось более спокойным, а тело перестала бить сильная дрожь, этот момент был близок.
Антон, до этого сидевший на корточках, поднялся. Он выкинул шприц в небольшую урну у двери раздевалки. Таня следила за его действиями и ждала, что он предложит Жене сняться с проката, но этого не происходило. Врач выглядел очень спокойно, будто подобные уколы он делал Громову почти каждый день.
— Согни ноги поочередно, — попросил Антон, уже стоя возле двери.
Евгений медленно согнул правую ногу в колене, понимая, что болевые ощущения покинули его, а затем сделал то же самое с левой.
— Порядок, — кивнул Громов, наконец отходя от стены и встречаясь с полными тревоги глазами Татьяны.
Антон понимал, что стоит оставить их наедине, а потому максимально тихо вышел из раздевалки. Всё, что мог, он уже сделал. Таня всё ещё пристально смотрела в глаза Евгения, не силах найти какие-либо слова после увиденного.
— Испугалась? — усмехнулся он так, будто ничего на самом деле серьезного не произошло.
— Немного, — выдохнула Татьяна, опуская взгляд в пол.
Евгений заправил рубашку в брюки, а затем многозначительно протянул ладонь своей партнерше, призывая взять его за руку.
— Идём?
— Женя, — качнула головой Таня, чувствуя, что всё ещё не может подобрать правильных слов, — может, не надо?
— Надо, — решительно кивнул он, а затем поправил белый цветок в её волосах, вспоминая, как укладывал её спать после победы на чемпионате Европы.
— Зачем ты это делаешь? — не понимала Татьяна, когда они с Громовым уже направлялись к ледовой площадке по подтрибунному помещению.
— Делаю что? — переспросил Евгений, бросив быстрый взгляд на партнершу.
— Продолжаешь участвовать в командном турнире? Ты ведь изначально не хотел, и теперь у тебя есть повод сняться, но ты продолжаешь. Значит, тебе всё-таки важны наши ре…
Громов внезапно остановился, разворачивая Таню лицом к себе. Несколько секунд потребовалось Евгению, чтобы принять решение о том, сказать ли ей истинную причину, которая заставляет его участвовать в этом дальше.
— Мне никто из них ни разу не всрался, — агрессивно произнес он, обижая этим партнершу, — но мне важна ты. А ты хочешь, чтобы они все победили.
Таня несколько секунд ошарашенно смотрела на собеседника, сдерживая порыв броситься Громову на шею после той части его фразы, где он признался, что она важна для него.
— А чего хочешь ты? — тихо спросила она.
— Я хочу, чтобы победили мы! — громко ответил Евгений, а затем бросил недовольный взгляд на пробежавшего мимо волонтера. Забывая о том, что тот, вероятнее всего, обычный канадский тинейджер, и вряд ли мог что-либо понять из их разговора на русском.
Татьяна приложила холодные пальцы к пульсирующему виску, пытаясь прийти в себя после услышанного. Это уверенное, резкое «мы» выбило весь воздух из её легких. Она не могла понять, что заложено в этом слове. Спортивная пара Алексеева/Громов, которые вынуждены были стать этим самым «мы» или простые смертные Таня и Женя, которые просто хотят любить друг друга.
— Но вчера ты так радовался успешному прокату Ксюши, что…
— Радовался, потому что это помогло нам вернуться на второе место с третьего! — раздраженно пояснил Евгений. Времени до их проката оставалось всё меньше, а вопросы у Тани не собирались заканчиваться.
— Ты просто не хочешь признать, что эти люди важны для тебя тоже, — настаивала на своём она, отказываясь понимать, что для Евгения уже огромным шагом является то, что он признался себе и ей, что она важна для него. А вот признаваться в том, что ему нужны ещё какие-то там левые фигуристы, он точно не собирался.
— Таня, пошли, — сорвался Евгений. — Нас сейчас дисквалифицируют!
Через минуту Громов слушал последние наставления от Ольги Андреевны и хореографа, а Татьяна в этот момент, несмотря на то, что и ей было что послушать, отвела в сторону Алису.
— Он на блокаде, — с тревогой произнесла Таня, поясняя Калининой причину, по которой захотела с ней поговорить. — Это опасно?
Однако в зеленых глазах Алисы Татьяна не увидела ни испуга, ни волнения. Услышанное её совсем не озадачило.
— Для него — нет, — спокойно ответила она. — За всю нашу карьеру он катался на блокаде раз… — Калинина замолчала, пытаясь вспомнить хотя бы примерное количество выступлений, которые пришлось катать Громову под воздействием медикаментов. — Двадцать, — навскидку произнесла Алиса, повергая Таню в шок на несколько секунд.
Видя её реакцию, Калинина грустно ухмыльнулась. Она отметила в ней ту самую нежность, которую увидел Громов ещё в Кёльне. Ту нежность, которой едва ли есть место в спорте высших достижений.
— Выключи чувства к нему, — порекомендовала его бывшая партнерша, скрестив руки под грудью. — Он — профессиональный спортсмен. Причем с опытом, превосходящим твой в сотни раз. Думай о себе.
Провожая Татьяну и Евгения взглядом, когда они выезжали в центр льда, Алиса поймала себя на странном ощущении радости. Она поняла, что отсутствие романтических отношений между ними позволило им быть сконцентрированными только на спортивных результатах. И брать новые высоты с необычайной легкостью. Да, Калинина волновалась, когда Громов катался под блокадами, но в её глазах не было при этом столько ужаса, океан которого плескался в глазах Тани.