— У меня нет времени! — покачала головой Таня, направляясь к двери медицинского кабинета. — Умоляю, сделай, как я прошу! — не дожидаясь ответной реакции от подруги, Татьяна зашла в кабинет врача.
***
— Таня, — Антон снял очки, положив их на очередной рентгеновский снимок фигуристки, а затем приложил пальцы к переносице, пытаясь найти в себе силы продолжить этот разговор, зная, какую боль он причинит. — Тебе нужна операция.
Алексеева приоткрыла губы от шока. Она понимала, что просто так эта боль уже не пройдет, и ей придется прибегнуть к какому-то лечению или, может, к блокаде, но услышанное окончательно выбило почву из-под ног, лишая возможности говорить и дышать.
— И нужно сделать её как можно скорее, иначе велика вероятность, что мы потеряем подвижность твоего плечевого сустава и…
— Нет… — одними губами прошептала Таня, качнув головой.
— И, следовательно, всей руки, — договорил Антон, опуская взгляд на стол. Видеть реакцию фигуристки было буквально больно для него самого.
Алексеева приложила ладонь здоровой руки к лицу, пытаясь осознать услышанное, но этому помешал голос Громова, раздавшийся в подтрибунном помещении.
— Где она? — разъяренно обратился он к Ксении, заставляя её вжиматься в стену.
Татьяна переглянулась с Антоном, и в её взгляде он явственно прочел мольбу о том, чтобы он и в этот раз ничего не говорил Евгению.
— Я должен, Таня, — вздохнул врач, заставляя её обреченно кивнуть и признать, что через считанные минуты настанет конец. Конец всему. Ей в том числе.
Несколько секунд она слушала перепалку Евгения с Ксенией. Одиночница пыталась не пустить его в кабинет, следуя просьбе подруги, но превосходство физической силы было на стороне Громова и он, в порыве злости, оттолкнул Ксюшу от двери, хватаясь за её ручку и заходя в кабинет. Первое, что он увидел — заплаканные блестящие глаза Тани. И всё его нутро на такой взгляд отозвалось сильным желанием прижать её к себе и успокоить, но злость, кипевшая в нём, не давала этого сделать.
— Что происходит? — прорычал Громов, переведя взгляд с партнерши на врача, понимая, что здесь явно что-то не так.
— Нужно сниматься, Женя, — быстро ответил Антон, чувствуя, как внутри него всё сжимается. Он понимал, что такая фраза убьет Громова.
И эта фраза действительно возымела такой эффект. На несколько секунд Евгений замер, пытаясь переварить услышанное.
— Тане нужна операция, — пояснил Антон. — Чем быстрее, тем лучше.
Громов не мог вдохнуть. Каждая новая фраза врача разрывалась словно снаряд, упавший на расстоянии сантиметра от него. Каждое предложение оглушало, не давая возможности что-либо до конца осознать или ответить.
— Когда это началось? — строго спросил Евгений, морально собирая себя буквально по крупицам и вспоминая все странные «головокружения» и этот вчерашний подозрительный тейп на плече партнерши.
Таня зажмурилась, понимая, что конец неизбежен. Вот он. Она уже ощущает его кончиками пальцев, которые теряют чувствительность от охватившего её страха.
— Две недели назад, — ответил Антон, добивая Громова окончательно. Он понял, что всё это время Таня лгала ему. Лгала и ставила под сомнение то, к чему он шёл всю свою жизнь. Лгала и ввязывалась в командный турнир, не понимая, что лучше было сберечь себя для личного. Лгала. Ему. Это было бы смертельно больно даже если бы они были только партнерами, но Громов влюбился в эту девушку. Влюбился так сильно, что ради неё остался в командном турнире, растрачивая своё здоровье попусту. Потому, что это было важно для неё. А она, в свою очередь, убила всё то, что было важно для него.
По щекам Татьяны побежали слёзы. Но эти слёзы больше не вызывали у Евгения жалости. Они, как и сама Алексеева, с этой секунды вызывали у него лишь отвращение. Он несколько минут смотрел на неё, чувствуя, что трепет, с которым он к ней относился, оборачивается невиданной ранее ненавистью. Он даже не хотел её ударить или убить. Он даже не хотел к ней прикасаться.
Громов понимал, что ему нужно уйти, что он больше не может её видеть, что от её рыданий его вот-вот стошнит.
— Женя! — сквозь слёзы простонала Таня, попытавшись схватить его ладонь, когда он проходил мимо, но Евгений вовремя приподнял свою руку, не давая ей коснуться себя, а затем вышел из кабинета. — Же-еня! — закричала изо всех сил Таня, сгибаясь пополам, обнимая себя здоровой рукой за живот. Она мысленно умоляла его вернуться. Лучше бы он кричал от ярости или ударил по стене, столу или по ней самой. Только бы не оставлял её.
С самого начала их совместной карьеры она понимала, что в один момент их сказке наступит конец. Её прекрасный принц уйдет, а она останется ни с чем. Но именно тогда, когда Женя показал, что влюблен в неё, радуя Таню, что её чувства взаимны, она понадеялась, что у их сказки теперь может быть только один конец. Тот, в котором герои живут долго и счастливо.
Она уже отпустила мысль о том, что у их сказки может быть плохой конец, когда она закончилась именно таким образом. Так, как сказки заканчиваться не должны.
Мир Татьяны рухнул в эту секунду. Вся её жизнь, которая только в последние два месяца обрела хоть какой-то смысл, рухнула. И сделала это с громким треском, пронесшимся волной по всему телу. Она понимала, что вместе с медалью Олимпийских Игр она только что потеряла и Евгения. И виновата в этом сама, потому что азарт, захвативший её после чемпионата Европы, ударил в голову и заставил поверить в то, что она сильная спортсменка, что она теперь достаточно опытна чтобы принимать решения за них двоих. Но всё это оказалось большой ошибкой, которую с самого начала предвидел Громов, будучи действительно опытным и сильным спортсменом. Татьяна подвела его. Татьяна его убила, лишив того, к чем он шёл всю сознательную жизнь. Она предпочла сомнительное серебро бесценнейшему золоту. Она разменяла победу их двоих, на проигрыш вместе с другими.
Громов слышал её крик, переходящий в громкие стоны, сопровождаемые слезами и начинавшейся истерикой. Слышал. Но словно это было очень далеко. И не с ним. Евгений до конца не понимал, что произошло. До конца не мог принять то, что о золотой медали нужно забыть. Что он не проиграл её в борьбе, а попросту отдал её. Подарил.
Единственное, что чувствовал сейчас Громов — боль. И она нарывала внутри, пульсацией ударяя по всему телу, особенно в район сердца. И эту боль нельзя унять медикаментозной блокадой. Её нельзя унять ничем. Он доверился этой девушке. Она знала, как это важно для него. Она знала… Знала и ударила именно по самому дорогому.
Евгений сел на скамейку и наклонился, принимаясь развязывать шнурки. Ему хотелось убежать отсюда. Убежать туда, где не будет никого. Где не будет осуждающих людей. Где не будет Тани. Но пальцы, словно одеревеневшие от пережитого, отказывались слушаться, и он так и остался сидеть в ботинке, расшнурованном наполовину. Громов резко откинул голову назад, специально ударяясь ею о стену, желая привести себя в чувства. Но и это не помогало. Он всё ещё был контужен тем, что произошло.
— Какого черта ты ещё здесь? — подбежал к нему запыхавшийся Мельников. — Где Таня?
— Таня для меня больше не существует, — выдохнул Евгений, закрывая глаза.
========== Используй меня! ==========
— Что значит «Таня для тебя больше не существует»? — психовал Мельников, понимая, что ей и Громову необходимо выйти на лёд через пять минут. — Меня ваши личные разборки не интересуют! Таня всегда должна существовать для тебя как партнерша! Где она?
Но Евгений ничего не отвечал. Чтобы ответить на вопрос — нужно его услышать. А Громов не слышал уже ничего. Он сидел на скамейке, смотря в одну точку перед собой и практически не моргая. Евгений ушёл в себя. Услышанное минутами ранее оглушило и столкнуло в бездну воспоминаний, которые сразу же окутали его, не желая возвращать к жизни. И Евгений полностью отдался им, понимая, что готов уйти из жизни настоящей и жить в этих воспоминаниях. В них ему хорошо. В них есть она.
— Ты мне не разрешаешь наступать на лёд на улице, — рассуждал маленький, четырехлетний Женя, сидя на скамейке у выхода на площадку большого ледового дворца.