— Вы случайно не знаете, кто эти божественно красивые люди? — поинтересовался он у партнерши.
Таня непонимающе нахмурила брови, но когда Громов кивнул в сторону окна, и она перевела на него взгляд, всё встало на свои места. Фигуристка не сдержалась и открыла дверь, выходя из машины, ощущая морозный ночной воздух. На фасаде здания, в котором располагался самый большой в Москве фирменный магазин этого спортивного бренда, красовалось большое черно-белое фото, на котором были изображены действующие олимпийские чемпионы в парном фигурном катании.
Татьяна, облаченная в короткий спортивный топ, полностью открывающий её живот, едва заметно улыбалась. Евгений стоял за её спиной с обнаженным торсом и в привычной для него собственнической, по отношению к партнерше, манере, обнимал её, положив ладони на самый низ живота, так, что его пальцы лежали уже на резинке спортивных леггинсов Тани.
Алексеева шумно выдохнула. Она хорошо помнила, как проходила эта фотосессия. Как жарко было им обоим. То ли от того, что фотограф попросил убавить мощность кондиционера, чтобы фигуристы, в особенности Евгений, одетый в одни шорты, не замерзли, то ли от того, что каждый их тесный физический контакт неумолимо вел к разгоравшемуся внутри желанию.
Но сейчас, наблюдая результат, Татьяна испытала настоящий восторг. На фотографии прекрасным было всё. И физическое совершенство Громова, ярко подчеркнутое обнаженными широкими крепкими плечами и сильными, накачанными руками,
и менее выраженная атлетичность Татьяны, не влиявшая пагубно на её женственность и выражавшаяся в красивом рельефе тонких рук и изящных линиях пресса на торсе.
— Живот мне, похоже, немного отфотошопили, — улыбнулась она, посмотрев на стоявшего рядом Женю. Он, как и его партнерша, стоял с чуть запрокинутой головой, любуясь снимком.
— Нет, — вздохнул Громов, понимая, что если бы вся красота Тани была делом рук фотошопа, то его жизнь была бы в тысячу раз проще.
***
Евгений проводил свою партнершу на вокзал, сдержанно и как-то отстранено обнял, а затем попросил сообщить ему, когда она приедет. Таня намеревалась добраться до родного города самолетом, но Громов, понимая, что она знает о его фобии и может пойти ему навстречу, настоял на том, чтобы Таня отдала предпочтение высокоскоростному электропоезду. И та согласилась, надеясь на то, что Женя не пустил её на самолет потому, что она дорога для него. И это заставило лишний раз убедиться, что такой временный побег — прекрасная возможность для него разобраться окончательно в собственных чувствах и соскучиться по Татьяне.
«То есть ты уже уверена в том, что у него есть к тебе какие-то чувства?» — язвительно взвыл рассудок фигуристки, пока она пробиралась между рядами мягких синих кресел в вагоне. До отправления поезда оставалось три минуты, и Таня полагала, что место у окна уже никто не займет, а потому села туда, перебираясь через то, что принадлежало ей согласно билету.
— Очень самоуверенно! — внезапно раздался над её ухом недовольный женский голос. Татьяна вздрогнула, всерьез полагая, что это был ответ на вопрос, который она мысленно задала сама себе. Фигуристка повернула голову к проходу и обрадовалась, увидев живого человека и понимая, что не сошла с ума.
— Простите? — приподняла брови она.
— Очень самоуверенно занимать чужое место! — проворчала ей женщина. — Думаете, что если прокатились один раз по олимпийскому льду, то теперь вам всё можно?
Татьяна на несколько секунд растерялась от такого заявления. В том, что она несколько секунд просидела на чужом месте, не было ничего криминального. Она была готова сразу же освободить его, но слова женщины несколько ошарашили. Однако Громов давно готовил её к тому, что у любой медали, в особенности олимпийской, две стороны. И не бывает всеобщего обожания без чьего-либо недовольства или банальной зависти.
— Простите, — Татьяна поднялась с кресла, взяв сумку в руку, а затем и вовсе ушла в другой конец вагона в поиске свободного места. Поезд уже тронулся, а значит, что сейчас уже точно никто в него не сядет. Спросив разрешения у немолодого мужчины, сидевшего у окна, Таня заняла место рядом с ним, а затем уткнулась в телефон. Она чувствовала на себе его взгляд ещё несколько минут и, не выдержав, вопросительно на него посмотрела.
— Простите, — смутился он, а затем протянул ей свой кожаный ежедневник. — Вы не могли бы оставить автограф для моей дочери? Она обожает фигурное катание! Олимпиаду смотрели вместе с ней и очень болели за вас с Евгением.
— Конечно, — губы Татьяны растянулись в улыбке, и она, откинув небольшой столик, прикрепленный к следующему сидению, положила на него ежедневник.
«Но обожания и поддержки нам всё же досталось больше!» — тепло отметила про себя Таня, оставляя автограф на одной из страниц, перед этим узнав у своего соседа имя дочери.
***
Весна вступила в свои права, но исключительно в календарном плане. Настоящей весной и теплом не пахло ни в Москве, из которой Татьяна уехала рано утром на Сапсане, ни в Питере, в котором она оказалась час назад.
На лестничной клетке многоквартирного дома её встретила мама, приятно удивленная таким приездом дочери. Таня решила сделать ей сюрприз, не сказав о том, что собирается навестить её, и он удался.
Женщина выглянула в коридор, рассчитывая увидеть там Евгения.
— Нет, мама, — отрицательно качнула головой фигуристка. — Я одна.
«Одна!»
И это слово волной боли пронеслось по телу, разбередив всё, что она пыталась спрятать как можно глубже. Её страх по поводу того, что Громов скоро уйдет из фигурного катания, и она останется одна, его странное поведение, когда он то становился с ней теплее, то вновь отдалялся, будто борясь сам с собой. Её невозможность тренироваться, когда тренируется он. И её любовь к нему, увеличивающаяся с каждым днем вопреки тому, что происходит с ними.
Марина Александровна хотела поинтересоваться, почему не приехал партнер Тани, но глаза её дочери внезапно налились слезами, которые в следующую секунду покатились по щекам.
— Ма-ама! — сквозь слезы простонала фигуристка, утыкаясь в плечо самого родного человека.
***
День в компании мамы прошел для Татьяны как пара часов. Они без остановки разговаривали, делясь всем, что произошло с ними за долгое время разлуки.
Им обеим с трудом верилось в то, что они не виделись с прошлого года. Но если Тане казалось, что это было будто пару недель назад, ввиду того, как стремительно летело время во время тренировок, чемпионата Европы и Олимпиады, то для мамы каждый день тянулся нескончаемо долго, несмотря на трудовые будни учителя. Марина Александровна всё ещё не привыкла к тому, что дочь теперь живет в Москве. А факт того, что она — олимпийская чемпионка до сих пор казался чем-то сказочным. Таня была рада, что мама поверила в то, что у дочери выдался небольшой отпуск. О травме плеча она всё ещё ничего ей не рассказывала.
Пока счастливая мама фигуристки готовила на ужин её любимые куриные котлеты, сама Таня прошла в небольшую гостиную. Она остановилась в дверном проеме, прислонившись к нему плечом, а затем и головой. Таня обвела взглядом комнату и заметила, что деревянные окна наконец были заменены на пластиковые. Она улыбнулась, понимая, что это сделал мужчина, который ухаживал за её мамой уже пять лет и давно грозился заняться обустройством её квартиры.
— Танечка! — с кухни донесся голос её мамы. — Ты ведь не против если на ужин придет Виктор Иванович?
— Я буду только рада, — с улыбкой ответила Таня. Она уже успела заметить и большие мужские тапочки, и два полотенца для рук в ванной. В том, что Виктор Иванович много времени проводил в этой квартире после её отъезда, у Татьяны не оставалось сомнений, но это ни в коем случае не злило. Таня была искренне рада, что её маме удалось встретить прекрасного человека. Если бы этого мужчины в её жизни не существовало, фигуристке было бы куда сложнее оставить маму совершенно одну, переехав в Москву.