Ещё один раз он излил в Скарлетт своё горячее семя, наполняя её жидким доказательством их страсти, в то время как с губ сорвалась череда непристойностей, вперемешку со словами любви. Матиас закрыл глаза и на секунду ощущение полного удовлетворения вернуло его во время, ещё до момента кардинального изменения жизни, к женщине, которую потерял навсегда.
Матиас изо всех сил пытался оставить позади печальную тень сожаления и ностальгии, которая всегда связывала его с первой женой и чувствовалась с большей силой в напряженные и счастливые моменты, подобные этому. И он будет пытаться. Матиас должен это сделать ради женщины, которую обнимал теперь и ставшей всей его жизнью. «Больше не должен выбирать», — сказал сам себе. Он мог любить обеих, и был уверен, — Грейс счастливо улыбнется, увидев, что он, наконец, снова открывает своё сердце.
Скарлетт заметила мимолетную тень, которая иногда скрывала его глаза, но на этот раз она не испугалась. Она здесь ради Матиаса и так было бы всегда, разреши он ей. Она просто погладила его по голове и прижала ангелоподобное лицо к груди.
— А сейчас спи, — прошептала она, и он заснул.
* * *
Каждую ночь Матиас приходил в комнату к Скарлетт и любил её. И каждую ночь встречались не только их тела, но и полностью обнажённые души — показывая мысли, чувства, неудобные истины и мечты. Они честно делились историей своей жизни, узнавая друг друга по-настоящему. Скарлетт рассказала Мати об ужасном дне, когда её существование резко изменилось. И он слушал, обнимая и ощущая её эмоции страха и боли.
Это произошло 15 ноября. Отец Скарлетт организовал, как иногда делал, поездку на море со своей женой и дочерью. Примерно после двух часов плавания, небо внезапно угрожающе почернело, с беспрецедентной силой подул ветер, и разразился проливной дождь с яростными вспышками молний, которые раскалывали заряженный электричеством воздух. Вздымались волны — сначала широкие, а затем они становились всё более крутыми, словно монстры с высоченными гребнями и глубокими пропастями. Носовая часть лодки тонула и появлялась вновь, с каждым жестоким покачиванием зачерпывая много воды. В грот ударил порыв ветра, более сильный, чем предыдущие. Скарлетт видела, как разворачиваясь, гик попал маме в затылок и она, ошеломленная ударом, свалилась в обезумевшие волны. Отец привязал Скарлетт к грот-мачте и пообещал немедленно вернуться. Он бросился в волны с закреплённым веревкой спасательным кругом, и больше не всплывал. Всё оставшееся время шторма лодка чудом держалась на плаву и не опрокинулась. Скарлетт не могла точно сказать сколько минут или часов она провела в море одна. Помнила только, что шторм всё никак не заканчивался и как между гулом ветра выкрикивала имена матери и отца, пока не сел голос. Помнила, как природа внезапно затихла и сквозь вновь расступившиеся облака неестественно пробилось солнце. Ей удалось развязать себя и вернуться в порт. Одна в целом мире.
Скарлетт рассказала Матиасу и о счастливых событиях в жизни: как влюбилась в него (она прекрасно помнила первый день его появления в отеле), и как необъяснимо тревожилась, когда узнала об образе его жизни. Скарлетт никогда не испытывала к нему презрение, и хотела, чтобы Мати это знал. Призналась, как сразу почувствовала, что под драматически привлекательным образом и уверенностью в себе, он прятал хрупкую, чувствительную душу, полную непостижимых тайн. Скарлетт откровенно рассказала о своём, мгновенно возникшем увлечении им, несмотря на холодность и высокомерное отношение, которое Матиас часто демонстрировал. Матиас тоже помнил тот день, о чём сказал ей. Однако признался, что заметил её позже, именно в то утро, когда она впервые обратилась к нему холодно и нетерпимо. Он признался Скарлетт, как подобно острому клинку её выразительные глаза и невинное лицо пронзили его и проникли внутрь, чтобы больше никогда его не покидать.
Он помнил, как чувствовал себя неумолимо привлеченным только и исключительно к ней, несмотря на то, что его постоянно окружали десятки красивых женщин. Скарлетт недоверчиво посмотрела на Матиаса: долгие месяцы она испытывала чувства, которые могли глубоко её ранить, и всё это время сдерживала их, потому что понимала — сердце Матиаса разбито, а то, что от него осталось, лежит в руках другой женщины, любимой и идеализированной, недостижимой и незаменимой. Между ними парила тень призрака. Но она также призналась, что влюбилась в него ещё сильнее именно из-за его чувства к Грейс. Способность Матиаса любить за пределами смерти и быть беспредельно верным, очень сильно повлияла на неё, от такого захватывало дух. Матиас сильнее обнял Скарлетт, опечаленный смирением и болью в сладких и чистых глазах любимой. Её незащищенностью. Он любил Грейс абсолютно и всепоглощающе — это было неоспоримо, но теперь он любил Скарлетт, — сильно и со страстью, так долго его пугавшей. Впервые он решился превратить в слова свои самые скрытые мысли, и открыто признался в причинах своего недружественного и непредсказуемого отношения. Матиас не хотел, чтобы Скарлетт боялась по-прежнему занимать второе место в его сердце.
— Встреча с тобой выбила из равновесия моё существование. Я хотел тебя, как никогда не хотел другую женщину. Меня тошнило от мысли, что познакомься я с тобой во время моей счастливой и совершенной жизни с Грейс, я почти наверняка почувствовал бы к тебе такое же греховное влечение. Ты могла растоптать ко всем чертям мой зачарованный мир. Потому что я был уверен: не смотря ни на что желал бы тебя, и это заставляло меня чувствовать себя худшим из мужчин. В течение нескольких недель я думал только о тебе; видел тебя в лице и теле каждой женщины, которых приводил в постель. Скарлетт, такое сильное желание поглощает и ужасает, особенно после того, как уже потерял в жизни всё. Лучше не иметь тебя вообще, чем потерять, сказал я себе. На этот раз я бы не выбрался живым и не мог рисковать снова потеряться, не когда на моих руках маленькая девочка для защиты и воспитания. Я обманывал себя возможностью забыть тебя, и был идиотом, полагая, что могу это сделать. Потому что любить тебя означало рисковать (это правда), но не любить тебя, — всё равно что отказаться дышать.
Скарлетт обняла Мати при этих словах. Это было самое абсурдное, драматическое и чувственное признание в любви, которое она когда-либо слышала в жизни. Ей не нужны были другие слова, чтобы ощутить себя в безопасности в его объятиях, достаточно лишь чувствовать биение его сердца и видеть живую и искреннюю любовь, сияющую в зеленых и искренних глазах. В эти долгие совместные ночи они научились узнавать друг друга, любить друг друга, доверять. Страсть между ними не заканчивалась. У них не осталось на коже ни миллиметра, который бы они не исследовали, не поцеловали, не ласкали, не захватывали собственническими пальцами и нежными языками.
Скарлетт узнавала всё о физическом удовольствии, и Матиас был преданным, щедрым и терпеливым учителем. Он продемонстрировал ей нежную и деликатную любовь, позволяя Скарлетт насладиться каждым вдохом, каждым маленьким ощущением, которое даровал медленный и чувственный союз их тел. Он показал ей удовольствие быть взятой с силой и непреклонно, удовольствие от покорности сильному и решительному мужчине, удовольствие от грубых рук и грязных слов. Скарлетт любила Мати полностью и безнадежно из-за его невероятного баланса между светом и тенью, между огнем и воздухом, между душой и плотью.
* * *
С тех пор, как Матиас поселился в этом тайном и охраняемом доме, его сны о Грейс ослабли. К счастью, кошмары про Оксану тоже. Прошло много времени с тех пор, когда его ночи были такими мирными, и Матиас был уверен — это заслуга спящей рядом женщины. Однако, однажды ночью его жена снова появилась в сюрреалистичном сновидении, более ярком и реальном, чем когда-либо. Он сидел на высокой зелёной траве, усеянной белыми цветами, и смотрел на горизонт, окутанный тёплым солнечным светом. Он увидел Грейс издалека, одетую в длинную белую тунику, с распущенными волосами и сияющим лицом.
Его полное радости сердце начало быстро биться.
— Грейс! — окликнул он, и она присоединилась к нему. Грейс села рядом с ним; её лицо украшало безмятежное и радостное выражение.
— С возвращением, Мати, — сказала она. Он не понял почему Грейс так странно приветствовала его. Где он был? Почему он должен был быть где-нибудь ещё?