Но я просто сжала посильнее кулаки, начиная расхаживать из стороны в сторону и разъяренно орать и проклинать Соболева.
Да просто как он мог! Как он мог поступить так со мной! Как он мог так поступить с ней? Как?
— Да за что просто, блядь? — И я спрашиваю это у Златы. Спрашиваю так, будто она действительно знает ответ. Будто вот сейчас она развернет огромную диаграмму, где все будет наглядно: что, куда и почему. Но она этого не делает. Она обессиленно смотрит на меня, и на дне ее великолепных изумрудных глаз плескается такое адское горе, что тушит даже меня, и я будто сдуваюсь, как какой-то ебанный шарик, вмиг просто обессилев и опускаясь на корточки. — Щас бы сигаретку. Убила бы за сигаретку.
— И я даже не буду спрашивать, кто научил тебя курить, — тон Алины не предвещает ничего хорошего, и я бы даже шарахнулась от нее, потому что ну реально вдруг страшно стало, но старшенькая просто кидает в меня пачкой. Молча закуриваю, чувствуя, как начинает кружиться голова, и кислородное голодание окончательно добивает. — А почему ты до сих пор с ним?
— Люблю, наверное?.. — Она неуверенно смотрит на сестру и на меня, будто боялась. Не нас. Того, что чувствовала сама. Мне тоже страшно. — Не спрашивай у меня вообще такое! Я ебу, почему не расстались? Мы просто с Евой прекрасно знаем, каким удивительно обходительным, нежным, мягким и милым он умеет быть. И когда он улыбается — все внутри замирает, а вокруг ничего, кроме его улыбки и не существует. Как он умеет красиво говорить и втираться в жизнь. Что стоит ему посмотреть — и мира вокруг больше нет, только он. И я понимаю, что я тупая тёлка, но сделать с этим ничего не могу. Потому что каждый раз, когда вся эта херня достигает ее апогея, он включает режим мальчика-зайчика, бросает всех своих и концентрируется только на мне. И в эти моменты я ему все прощаю, потому что все мы знаем, каким он может быть, если захочет.
Она молчит, смотря на свои руки в ладонях Алины, и я вижу, как по щекам ползут дорожки слез.
— Ебануться! — Алина с замиранием сердца слушает. Она ведь тот еще романтик и тащится по таким историям.
— Ебануться, — с горькой усмешкой повторяет Злата, — а самое смешное, что его все прикрывают. И в вашей школе, и в нашей компании. Все его друзья всё знают, но все молчат, сколько бы я не спрашивала. И я бы и не узнала никогда ни о чем, если бы в том году в вашу школу мой брат с подругой не перевелись. Я себя, если честно, такой тупой в тот момент чувствовала. Я догадывалась конечно, но это было так… «Сердцем чувствовала». А фактов таких прям никогда никаких не было. И тут… такое…
— Ебануться… — Ну точно новый семейный девиз.
— Я даже не знаю, зачем подошла… Честно… Просто случайно глаз зацепился, и я решила подойти… Я даже хуй знает, чем вообще этот диалог закончить можно. Чем вообще у нормальных людей диалоги такие заканчиваются…
И она просто повесила голову, даже глаза, кажется, зажмурила, пытаясь как-то справиться со всем этим. Одно дело знать, что твой мужик тебе изменяет, другое — видеть перед собой бабу, с которой он это делает.
И осознание, что ей сейчас в тысячу раз больнее и тяжелее накрыло меня с головой. Не хотелось ни оправдываться, говоря, что я не знала, что у него есть девушка, не хотелось и его оправдывать. Правда, то, чем я бы могла оправдать сейчас Соболя никак на ум не шло.
— Бросишь его теперь? — Спрашивает сестра, нарушая наш грустный вакуум.
— Не знаю, если честно. Мы пять лет были вместе. Столько сил и эмоций в это вложено. А с другой стороны, вдруг он одумается? Вдруг изменится. Я сосал, меня ебали. Вот как называется эта ситуация.
И у нас не было слов, чтобы возразить ей.
Со Златой мы распрощались очень тепло. Вообще, прощалась только улыбчивая Алина, характер которой с беременностью будто смягчился. Я просто молча смотрела себе в ноги, до конца не осознавая, что это вообще сейчас было и с чем «это» теперь есть.
— Ты, главное, думай позитивно… — Она неуклюже хлопает меня по плечу и так же неуклюже улыбается, стараясь вообще не смотреть мне в глаза. Понимаю. Не понимаю, как она вообще держится. И даже представить себе не могу, что бы я сделала на ее месте. Я бы, наверное, разбила бы себе ебальник. — Он просто мудак, и твоей вины тут совсем нет.
Она еще раз улыбнулась мне, помахала Алине и убежала вглубь парка, а я все продолжала тупо смотреть ей вслед, пока ее спина окончательно не пропала с глаз.
Её парень ей изменяет, потрахивая меня. Любая бы другая уже давно избила бы меня в кровь, а она, не смотря на то, как ей было больно, обидно и даже, наверное, противно, пыталась утешить меня.
— Чудесный ребенок, правда? — Алина приобнимает меня за плечи и разворачивает в другую сторону, уводя домой. Сама я была не в состоянии контролировать свой внутренний навигатор. Хотелось утопиться. — Я бы убила тебя. Честно. Я бы даже не спрашивала или не пыталась поговорить. Нет, потом, наверное, мы бы и пообщались. Но первую очередь я бы с двух ног влетела тебе в лицо.
— Я тоже…
— Поэтому и говорю — чудесный ребенок. А с ним что делать будешь?
— Не знаю, — я тупо пожимаю плечами и хочу плакать. Я последний раз плакала на физиотерапии, когда меня на ноги ставили. — Правда, не знаю. Я как-то первый раз в таком дерьме.
— Ну ничего, — задорно улыбается старшенькая, подставляя лицо под лучи осеннего солнца. — Все бывает впервые. Но Златка права: твоей вины тут абсолютно нет.
— А зачем тебе сигареты? — Как бы между делом уточнила я, искоса поглядывая на сестру. Она же, вроде как, беременная.
— Иногда мне почему-то хочется погрызть фильтр. — Она задумчиво смотрит куда-то вбок, на ее губах играет приятная полуулыбка. — Врач сказал, что если хочется — значит, надо. Видимо, организму не хватает чего-то, вот он и блажит. Некоторые же лижут асфальт, чем я хуже? Он сказал, что пока я не курю, то и проблемы никакой нет.
И она, превратив свою улыбку в поистине дьявольскую, хватает меня за руку и резко переходит на бег, утягивая и меня за собой.
Наверное, такой спортивный кросс мне и был нужен.
— Коль, мы дома! — Алина, даже не особо уставшая, снимает с шеи шарф и опускает на мою голову.
Я и так и не высокая, а тут вообще согнутая в три погибели и готовая умереть прям здесь. Кровь шумела в ушах, и я вообще ничего вокруг не ощущала, понимая, что от такой пробежечки сейчас на тот свет пробегусь.
— Что это с ней?
— С кем? А, с Евкой? Да мы просто с парка Горького домой бежали, вот она и помирает.
— Вообще-то, — слова даются с трудом, потому что даже дышать мне больно, — я все еще здесь и все еще живая!
— Да-да, — отмахивается Алина и хватает средненького за руку. — Я тебе сейчас такое рассказу — охереешь! Ев, ты это, возвращайся в мир живых и присоединяйся к нам. Можешь еще чайку нам принести!
— Бессердечная! — трагично кидаю им в след и опускаюсь по стеночке на задницу, обнимая колени и в душе благородя Алину, потому что если бы она не увела Колю, то этому сердобольному дурачку взбрело бы в голову кинуться выспрашивать, что у зареванной меня такого случилось.
Ебанистика какая-то, честно.
— На, воды попей, быстрее успокоишься. — Перед глазами появляется полный воды стакан и резко поворачиваюсь к говорившему, потому что голос не узнаю.
— А ты что тут делаешь?
— Ну, — он неловко потирает шею, и его острые скулы покрываются легким румянцем. Чудесно. Просто чудесно! — К брату твоему пришел.
Натан неуверенно смотрит на меня сверху вниз, не зная, как себя вести и что делать, а я же, просто устав от этого воистину ебаного дня просто опускаю голову, зажимаю ее между коленями и произношу сакраментальное «да блядь».
========== 8.”Милый Натан” ==========
Комментарий к 8.”Милый Натан”
Короче, попробуйте угадать, кем я вдохновлялась, когда писала про Натана, и вам достанется куча моего восторженно-щенячьего визга, потому что именно так я себя и чувствую.
Глава, в которой Ева, кажется, начинает верить в бога.
Я смотрела на парня перед собой и просто поверить не могла, что это Натан.