— Ты не уезжаешь с ними? — Он видит, как я неприязненно смотрю на майку, которую придется испачкать, и, взяв салфетки, садится передо мной на колени. Я подзависаю на секунду, наблюдая за тем, как его длинные пальцы в марле скользят между моих грудей, вниз, к животу, а потом парень, совсем уж распоясавшись, сам ставит мою стопу себе на плечо и целует под коленом. Мне двойне поплохело.
— Нет, съезжают они. А у меня к этой старой суке свои счёты. — И я не могу оторваться от его прекрасного лица. — Возможно, ты слизал свою собственную сперму.
— Мой член сегодня был в твоем рту. Думаю, это наименьшая из моих проблем. — Ну как вообще можно противостоять этому обаятельному еврею, а? Зарываюсь пальцами в кудри и не могу оторвать глаз.
— Коен, ты просто восхитителен. На грани возможностей просто.
— Спасибо, миледи, — он снова целует меня под коленом и наконец-то опускает мою ногу. — Ваши комплименты выше всяких похвал.
Я пытаюсь открыть рот, чтобы отвесить очередную расистскую шутку про холокост, которыми любила выводить его лет в четырнадцать, но меня прерывает снова раскрывшаяся дверь.
Меланхолично наблюдаю за тем, как со стены осыпается дизайнерская позолоченная штукатурка, из-за которой я пару лет назад сцепилась с матерью не на жизнь, но на смерть и выиграла бой, и перевожу осуждающий взгляд на испуганную сестру.
— Вот поэтому я до сих пор надеюсь, что меня перепутали в роддоме. Что случилось?
— Мать только что звонила, — старшенькая тяжело сглатывает и, что удивительно, даже не шутит шутки про меня и Натана. Чувствую ее страх. Он осязается на кончиках моих пальцев. Начинаю испытывать какой-то животный восторг и возбуждение. Нет, мать все-таки не посадила меня на успокоительные. — Тётя Зоя выехала из аэропорта и надеется на очень теплый прием.
— Ну и хули вы тут стоите до сих пор? — Краем глаза ловлю в зеркале свое отражение, и помимо мысли о том, что сцена нашего секса могла бы получиться до безумия горячей, если бы мы сделали это прямо перед ним, вижу свою полубезумную улыбку. — Собрали вещи и в течение десяти минут съебали из квартиры.
— А как же ты? — кажется, Алина действительно обеспокоена, но на фоне предстоящего скандала, которого я жажду настолько, что у меня чуть подергиваются кончики пальцев, ее деланное беспокойство меркнет, и я спешу осадить ее, чтобы сестрёнка не заигрывалась в семью.
— За меня не беспокойся. В идеале — начни игнорить так же самозабвенно, как ты делала это последние… — Деланно задумалась, чтобы подчеркнуть важность момента. — Лет семнадцать, да, подружка? — Алина давится вдохом, и я не могу ничего сделать с этим черным чувством удовлетворения внутри. Только порадоваться его возвращению. Потому что теперь я и Соболевскую жизнь превращу в ад, и учителю курорт устрою, и Брелочек на место поставлю. Но начну отыгрываться на скупой до истерии тётке. Одного Натана пожалею. И то если он посадит меня к себе на лицо.
— Милая Ива, — шепот будоражит все внутри, и я невольно переступаю с ноги на ногу, стараясь оказаться с горячей спине чуть ближе, — тебе бы пора прекращать думать о моем лице, как о скандинавской мебели.
— Угловато, но удобно, — подметила я, и мое ухо опалило горячее дыхание его смеха. Через сколько там тётка приедет? Мы успеем на второй заход?
— Может быть и успели бы, милая Ива, но увы, сейчас больше чем тебя, я хочу только в душ. — Я не смотрю на потерянную старшенькую, я смотрю на то, как этот бугай нависает за моей спиной, чтобы шептать мне на ухо, и я еще не видела картины более прекрасной. Спасибо, боже, за мой карликовый рост! — И да, тебе пора перестать говорить вслух. Иногда это может ввести в заблуждение окружающих.
И, пока я продолжала пялиться на то, как его длинные руки, напоминающие змей обвивают мою талию, он раздавал указания по поводу экстренной эвакуации моих сородичей, и, когда входная дверь последний раз хлопнула, а квартира погрузилась в блаженную тишину, Натан снова наклонился к моему уху. Истинный змий.
— Знаешь ли ты, Ива, — его шепот воистину будоражит. И теперь я понимаю, почему Ева вкусила запретный плод, потому что если вместо библейского змея был кто-то настолько же прекрасный, как Натан Коен, я бы тоже не задавала вопросов, — как звали первую женщину на земле?
И мне оставалось лишь рассмеяться, сказав, что подумала ровно о том же самом и рассказав шутку про змея.
В душ мы, конечно, не сходили, но какой смысл, если сейчас этот библейский дьявол нависал надо мной на моей кровати смотрел так бессовестно, что у меня пальцы ног поджимались от предвкушения.
Но я была бы не я, если бы в момент, когда прекрасные кубы Коена почти коснулись моих, в дверь бы не позвонили.
И даже то, как часто сука по ту сторону двери нажимала на звонок, говорило о том, как она зла.
— Ну что, Натан, готов увидеть шоу? — И я, не дожидаясь ответа, накрываю его губы своими, намереваясь игнорировать женщину и её ебнутого сынка по ту сторону двери до тех пор, пока не почувствую горечь его спермы на языке. А для этого придется изрядно постараться.
Мы дошли до того момента, когда Бог перестал верить в Еву.
========== 11. “Экзистенциальный кризис и Ева” ==========
Комментарий к 11. “Экзистенциальный кризис и Ева”
Ненавижу ситуации, когда я полгода ничего сделать не могу, а потом за ночь рожаю главу.
Иногда стыдно за себя
(кстати, кто забыл или не знал, напоминаю: у меня есть инста. И я буду очень рада видеть вас там)
yourpinksnake
Все как-то с самого начала пошло не по плану. Начиная с того, что я-то, наивная, ожидала, что после нескольких минут игнора им надоест, и они уйдут, чего, как чуда, не произошло, заканчивая тем, что у Коена упал.
Парень переживал, упрямо сжимал губы, что-то пытался, но все равно ничего не мог сделать с тем, что звон нервировал его настолько, что парень просто не мог сосредоточиться.
Но, к чести Натана, когда он понял, что дело не пойдет, он сам прекратил эту пытку, объяснив, что сейчас не очень, но, когда он успокоится, все будет отлично.
Хотя сначала было бы неплохо сводить меня на свидание.
Но свидание в нашей с ним ситуации дело десятое.
Тех, кому кончают на лицо, по свиданиям не водят. О чем я и поспешила сказать парню, за что получила шлепок по попе и нагоняй на тему недостойного отношения к нему.
— Кто тут еще к кому недостойно относится, — я стараюсь не выказывать особого расстройства от ситуации, потому что еще не до конца насытилась тем, что происходит между нами. Не до конца вкусила этот запретный плод, который, мне кажется, будет тем самым Адамовым яблоком, за которое меня выгонят из рая.
Натан был проблемным. Господи, в которого я не верю, Натан был проблемнее всех их вместе взятых.
Проблемнее Алины, которая находится на стадии экзистенциального кризиса и безуспешной попытке конфликта с родителями.
Проблемнее Коли, который так до конца не определился со своей ориентацией. И если есть биполярные и бисексуальные люди, то есть Коля, который совсем… Би-би… С ментальным-то здоровьем у средненького все было в порядке, но вот нюанс внутреннего разрыва на «Я должен быть хорошим сыном» и «Иногда мне нравится трахать парней» был слишком колоссальным.
Проблемнее Вани… При воспоминаниях о Соболе, даже при внутреннем диалоге, внутри все предательски сжималось в каком-то странном предвкушении. И даже не смотря на то, что сейчас в моей душевой находился тот, о ком я мечтала все это время, мое сердце дрожит каждый раз, как телефон заходится в оповещающей эпилепсии, в надежде на то, что он написал. Я бы тоже сейчас не отказалась сдохнуть.
Но я смотрела в глаза Натана. Я видела там соблазнителя. Эдемского змея. Парня, от голоса которого ноги у меня раздвигались, как границы самопознания. Я видела там душу компании, шутки которого всегда острее и громче всех.
Натан похож на первую любовь, если бы она была человеком. Такая вот хуманизация того, что мы чувствуем, когда смотрим на того самого. Он пах весной, теплым маем, первым поцелуем и был… Первой любовью он был.